Хороша и дурна, и глупа и умна
Шрифт:
Алинской. Как! Нам должно расстаться?
Наденька. Я умру с тоски!
Алинской. Вы доводите меня до отчаяния!
Константин Прохорович (взяв его за руку). Мне и самому это очень, очень больно, я вам говорю!.. к Да делать-то нечего! Я уж письмо послал. (Тихо.) Перестаньте, Александр Иванович! Вы мужчина, пощадите ее, видите, она как река льется,
Падчерицын (с гневом). А кто виноват, братец? Ты!
Константин Прохорович. Э! Полно, кум, не задирай меня! А лучше останься-ка с ним да постарайся его разговорить да успокоить... а не то, ей-богу, они меня с ума сведут!
Алинской. Можно ли быть меня несчастнее!
Константин Прохорович (подходя к дочери и стараясь увести ее с собой). Пойдем, пойдем, Наденька.
Алинской (которого Падчерицын удерживает). Прощайте!
Наденька. Прощайте!
Алинской. Я вас никогда не забуду!
Наденька (в слезах). И я вас также! (Уходит с отцом.)
Явление XXI
Алинской и Падчерицын.
Алинской (в сильном волнении расхаживая по комнате). Не могу прийти в себя! Где видано такое тиранство? Да это самое каменное сердце! Это не отец, а просто варвар! Это... это... (Опомнясь.) Нет! Он истинно честный человек: надобно отдать ему справедливость... А я еще сначала думал, что он... так... пустой старик... не дальнего ума и без всякого характера!
Падчерицын. Да! Как не так! Нет, братец, где коснется до чести, тут он настоящий черт, братец! Ведь я тебе говорил, что он в слове своем до того тверд, до того упрям, что в наше время это уж даже из рук вон!
Алинской. А, он упрям, говорите вы? Так постой же! Уж и я ему не уступлю!
Падчерицын. А что же ты сделаешь?
Алинской (в отчаянии). Сам не знаю... но я не могу жить без Наденьки! Это решено: ей не бывать за Гремиславовым! Я вызову его на дуэль!
Падчерицын. Что ты, братец, затеваешь! На дуэль!
Алинской. Да! Кто-нибудь из нас должен умереть! Сейчас же напишу к нему записку и попрошу его явиться в назначенное время и место! А вы, Иван Григорьич, будьте моим секундантом. (Садится к столу и пишет.)
Емельян входит.
Явление XXII
Прежние и Емельян, бледный и растрепанный.
Падчерицын. Что это с его рожей сделалось?
Емельян.
Я, сударь, сбился с панталыку.
Да на Руси у нас твердят,
Что ведь не всяка строка в лыку...
Падчерицын (в сторону). Лыка не вяжет!
Емельян.
Простите, сударь, виноват!
Падчерицын.
Или сам черт тебя дурачит?
Что это значит, Емельян?
Емельян.
А это просто, сударь, значит,
Что Емельян... немножко пьян!
Виноват-с... и мне, того гляди, спину вздуют, примером будучи, если вы за меня не вступитесь... А ведь вы-то всему и причина, батюшка Иван Григорьич!
Падчерицын. Я? Как так, братец?
Емельян. Да-с, вы, батюшка! Вы извольте видеть... Я как честный христианин, примером будучи, давно уж обещался напиться в тот день, как барышню просватают, а ведь вы... Вот я, примером будучи, в рассуждении... Ей-богу, это в первый и в последний!
Алинской все пишет и уж изорвал две записки.
Падчерицын. Ты, верно, сейчас из кабака?
Емельян. Нет-с... с чердака... Я там, примером будучи, всхрапнул было немножко... да сонный-то вдруг и вспомнил: "Ах, мои батюшки! Ведь меня послали с письмом к губернаторскому сыну!.."
Алинской (вставая). А ты потерял его?
Емельян. Никак нет, ваше благородие.
Падчерицын. Стало, ты его не отвез, братец?
Емельян (на коленях). Простите! виноват-с! (подает письмо.)
Алинской (бросаясь на шею к Емельяну, которого Падчерицын уже поднял). О, избавитель мой! Я тебе обязан жизнью!
Емельян (испугавшись, думая, что его хотят бить). Виноват! Помилуйте!
Алинской (давая ему денег). На, возьми! Вот тебе, выпей за мое здоровье.