Хорошая девочка. Версия 2.0
Шрифт:
Все как он любит. Ему бы еще черный развевающийся плащ и впечатлительные девы бы обрыдались.
Встряхнулась, выдохнула сильно покрасневшим носом. С укором поглядела на тихо ржущего сына:
— Представление окончено. Идем домой. Расскажи вкратце, что мне нужно знать о происшествиях здесь в мое отсутствие. Потом я помчу на работу, а ты в школу.
[1] Колючая проволока’Егоза' — металлическое изделие с находящимися на нем острыми металлическими шипами.
Глава 41
Даже
'Дорогие мои дети!
Очень трудно жить на свете!
Всюду — папы или мамы
Непослушны и упрямы…'
Максим Горький
— И да, конечно, у меня есть и подтверждающие фото. И видео даже. Хоть сейчас из него звезду ю-тюба сделаем. Заснял специально, потому что я же тебя знаю — до последнего будешь его защищать и пытаться найти в нем что-то хорошее. Нечего там искать, — эмоционально завершил свое повествование об отцовской измене сын.
Руслан в негодовании бегал по кухне, размахивая руками. Сама я в это время за барной стойкой завтракала, чем бог послал, и пыталась одновременно с этим на скорую руку накраситься для выхода в не слишком доброжелательные люди.
Сын негодовал и фырчал. Я же удивлялась слегка, жевала, планировала срочные дела на день, но ухом все равно вела:
— Опять взялся меня воспитывать. Отец года! Я сразу сказал ему, чтоб отвалил и не лез в мою жизнь…
— И он полез.
Естественно. Это же Миронов. Кто сомневался?
— Да, утром заявился в школу, нагрубил Ладе Юрьевне, обругал меня. А она потом высказалась в духе: «Знать вашу семейку не желаю…»
— Ну, ты и ушел с гордо поднятой головой. Совсем, — удивительно, но перегорело. Не штырило, не плющило. Я как будто комментировала дипломные работы своих студентов.
Влад оказался убойным успокоительным.
— Прости, мам, — тихо пробормотал мне в макушку ослик, незаметно подобравшийся со спины.
Вроде же нужно несколько воспитательных экзерсисов? С «Я — сообщениями», да?
— Я чуть не спятила там, пока искала ближайшие рейсы и пыталась разрулить вопрос с работой.
Рус появился в поле зрения. Потер шею сзади, покрутил головой, но все же решительно мне возражал, отстаивая свое право творить дичь:
— Рядом с тобой был Влад, он знал, что со мной все нормально. И тебя бы удержал.
Да, не такого я ждала ответа. А где обещания «больше никогда» и угрызания совестью? И вообще, что значит «знал»?
— Вот об этом подробнее, пожалуйста.
Ребенок слегка спал с лица. Глаза заметались в поисках подсказки, но в окружающем мире их сегодня не было.
— Э, ну, мы, как бы это сказать… — насупленный и глядящий исподлобья
— Как есть! — рявкнула, хлопая об стол пустой уже тарелкой.
Косметика в стороны, посуда на куски, мое терпение тоже.
— Мы тут подружились, короче, — и нос так в потолок.
Несгибаемый-декабрист-мать-твою-Валерию Сергеевну.
— Что? — голос внезапно сел.
Они подружились? Владу тридцатник, жизнь он повидал разную, сам натуральный гений, без шуток. И мой семнадцатилетний ослик, у которого из основных достоинств — упрямство и любознательность.
И как это они так быстро нашли общий язык? Неужели на почве любви к горным лыжам и сноуборду? Ну и к барышням изрядно старше, видимо.
А я-то где была? Мать года, ежки-плошки!
— Да, общались сначала так, настороженно. Потом Новый год, а после вы уехали, и мы переписывались. Влад сказал, где оставил ключи. На всякий пожарный…
Глаза у меня, хвала Пресвятым Просветителям, не накрашены еще были, поэтому просто вылезли на лоб. Хорошо, что не успела намалевать красоты, а то бы еще и тушь осыпалась, и тени скатались.
Совершенно не замечая фурора в материнской душе, ослик спокойно, хоть и слегка стесняясь, продолжил:
— Он мне помогал с домашкой, с Ладой Юрьевной тоже, немного. Советами.
Хлопнула глазами и челюстью. Советами?
— Ах он, последователь Кирилла и Мефодия недобитый… — вырвалось непроизвольно.
Руслан вскинул на меня осуждающий взор:
— Не злись на него. Он тебя любит.
И это, конечно, все оправдывает? Как мы так хитро пришли от того пистона, который должен был отхватить сын, к его нескрываемому осуждению и негодованию в мой адрес? Успела только фыркнуть:
— Ну конечно!
И тут же получила:
— Да, ты вот отца не любила, поэтому и не видишь. А я вижу, — Руслан смотрел печально, но продолжил довольно уверенно: — Любовь — это тяжелая болезнь. Мы оба больны. И у других замечаем схожие симптомы сразу.
Молча встала наводить порядок.
Попробовала думать.
Безуспешно сегодня.
— О, как завернул. Ты давно ли в философию ударился, а? — что делает Рита, когда охр… удивляется? Язвит, конечно же.
Неожиданно, но сын на этот так-себе-пассаж отреагировал миролюбиво. Принес веник и совок, сгреб осколки и достаточно обстоятельно пояснил течение мыслей внутри его черепной коробки:
— Ну, как понял, что я сейчас никто и звать примерно так же, и любимой предложить мне нечего, так и занялся. Самообразованием. Радуйся.
— Чему бы? — так сразу после нервотрепки, перелета и новостей не въехала я.
— Как ты и хотела, я пойду в Универ. Не уверен, что в твой, там же отец. Но на вышку точно попрусь. И на права сдам после восемнадцати. И работать буду.
Оставалось только сгрести косметику в специальный бокс и изумляться:
— Прямо мечта любой матери — целеустремленный ребенок.