Хорошее время
Шрифт:
А потом он целует меня.
Глава 9
Винс не приподнимает мой подбородок ни одним пальцем своей руки. Нет, вместо этого он гладит мою челюсть, тем самым обжигая кожу на моей шее, его большой палец на моем подбородке, а губы мягкие, твердые, теплые и идеально сливаются с моими. И он, конечно же, не целует меня так, как будто ему все равно. Нет, мужчина целует меня так, словно собирается заняться со мной всеми грязными вещами.
Мне определенно нравится, когда я оказываюсь права.
Это так же приятно, как язык Винса, исследующий мой рот. Хотя, нет, я уже говорила,
Пиджак, который мне так нравится, мягкий, когда я сжимаю его под своей рукой, но под ней Винс твердый. И я не имею в виду его пенис. Если у него и есть эрекция, он не прижимается ко мне, как похотливый подросток. Всего минуту назад я бы не возражала против похотливого подростка, играющего в прятки, но не сейчас. Теперь, когда я нахожусь в разгаре этого идеального поцелуя, не хочу ничего другого. Он тверд, но тверд во всех нужных местах. Мои предплечья прижаты к его груди, и он такой восхитительно твердый. Прикосновение к нему заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Как будто внезапно у меня появилась какая-то доисторическая шкала оценки силы, мужественности и мускулистости. Или, может быть, это просто придуманная мной мысленная картина того, как он трахает меня у стены, не уронив при этом.
Он запускает другую руку мне в волосы и тянет, поворачивая мою голову, чтобы изменить угол поцелуя, посылая по телу прилив тепла. Его пальцы касаются моей головы, и я беру назад все, что сказала о том, что не хочу быстрой разминки. Я умираю от желания большего, чего угодно большего, лишь бы это произошло прямо сейчас.
Он прерывает наш поцелуй и отступает назад, мои пальцы неохотно отпускают его пиджак. Я прислонилась к стене, даже не подозревая, что меня к ней прижали, и я благодарна за поддержку. Мы оба тяжело дышим и смотрим друг на друга, когда наши груди слегка вздымаются. Где-то захлопывается дверь, звонит телефон, а затем наступает тишина.
— Я же тебе говорила, — выпаливаю я, потому что ничего не могу с собой поделать. Он потратил целых пять минут, изображая недотрогу, когда мы могли бы целоваться. Плюс любой, кто говорит, что слова: «Я же тебе говорил» не приносят удовлетворения, лжет. Плюс, да, плюс, этот поцелуй был даже лучше, чем я себе представляла, и поверьте мне, когда я это представляла, это было феноменально.
— Да, ты говорила, — соглашается он, потому что он определенно умный. Затем вытирает свою нижнюю губу большим пальцем, и я чуть не схожу с ума.
— Итак, твои предложения? У тебя или у меня? — У него было бы предпочтительней, потому что я знаю, как у меня, а я очень любопытная. — Твой офис? — Предлагаю я, когда он ничего мне не отвечает. — Может быть здесь где-нибудь есть подсобка? Думаю, что ты слишком высокий, чтобы заниматься сексом стоя, но я готова, если ты этого хочешь. Если только у тебя нет комнаты для секса с качелями или, может быть, скамеечкой для ног.
— Комната для секса, — медленно
— Ок, вау. Судя по твоему тону, я предполагаю, что это «нет». Не нужно судить предвзято. — Он тот, кто управляет стрип-клубом и осуждает меня за то, что я спрашиваю о секс-качелях? Что за парень? — Не беспокойся. Это скорее элемент списка желаний, чем что-то обязательное, для заключения сделки.
Он смотрит на меня безумно долгую секунду, пару раз моргает, затем снова трясет головой, когда кажется, что он пытается привести свои мысли в порядок.
— Тебе пора идти домой, — объявляет он, прежде чем повернуться и уйти. Подальше от меня. Снова.
Невероятно. Это невероятно, потому что этот поцелуй был потрясающим, и я знаю, что он тоже это почувствовал. Ради бога, монахиня, наблюдающая за нами через глазок, почувствовала бы это. Хм, интересно, насколько плохо думать о монахинях, одновременно отвергая имя Господа в одной и той же мысли? Наверное, это нехорошо. Ради всего святого, монахиня, наблюдающая через глазок, тоже почувствовала бы это. Так лучше? Я не знаю, дело в том, что у него, очевидно, есть какой-то фетиш самоограничения. Или он мог быть католиком, с той же разницей. В любом случае, мне нужно пересмотреть свою ночь.
Винс направляется в противоположную сторону от раздевалки, но я следую за ним, потому что у меня нет никаких других планов, и я не хочу оставаться одна. Мы с Лидией живем вместе всего несколько недель, но я привыкла к ее компании, и мысль о возвращении в квартиру без нее — отстой. Дело не в том, что я не способна быть в одиночестве, но мне это не нравится. Я могла бы пойти в «Хэнниган», как предполагала Лидия, но идти в бар одной кажется так грустно. Я могла бы вернуться в квартиру и посидеть в горячей ванне, но сегодня днем я укладывала волосы феном не для того, чтобы пойти домой и посидеть в ванне с укладкой, спасибо, но нет. Кроме того, бассейн закрывается в одиннадцать, а я выпила энергетический напиток перед тем, как выйти из дома, так что это будет долгая ночь.
Винс доходит до двери и полуоборачивается, его плечо прижимается к двери, когда он наклоняется, чтобы открыть ее.
— Ты все еще здесь, — указывает он, потому что где мне еще быть?
— Расслабься. Я уважаю твой выбор в пользу безбрачия в жизни. Ты выбрал это сам. — Затем я проскальзываю мимо него в комнату, потому что не собираюсь позволять его плохому отношению испортить мне вечер. Может, я и девушка, которая знает, чего она хочет, но я также знаю, когда нужно остановиться. Если он не заинтересован, это его проигрыш. Ночь еще только началась, нам еще предстоит повеселиться.
Я нахожусь в какой-то отдельной комнате, по центру которой маленькая сцена и единственный шест; менее дюжины кресел окружают сцену, которая пуста. Что нельзя сказать о креслах. Два из них заняты парой руководителей с моей работы. Приятели Риза. Лидия упомянула, что они были здесь, и вот они здесь. Развалившись в креслах, с напитками в руках, разговаривая с официанткой, готовящей коктейли. Она примостила свою задницу на краю сцены, под мышкой у нее пустой поднос с напитками, и она смеется над чем-то, что было сказано до того, как я вошла в комнату с Винсом.