Хороший, плохой, неживой
Шрифт:
Вопреки потенциальной угрозе, которую она для меня представляла, ее идиотским педантичным требованиям, ее болезненной организованности, Айви была первым человеком, с которым мы жили вместе и который ничего не говорил, когда я не думая расходовала всю горячую воду из нагревателя или забывала отключать отопление перед тем, как открыть окна. Из-за таких мелочей я дикое количество подруг потеряла. И больше я не хотела быть одна. Самое страшное то, что Ник прав: мы отлично друг другу подходим.
И теперь вот еще новый страх. Я не осознавала угрозу от моего вампирского шрама, пока Айви не сказала
– Ты хочешь, чтобы я тебя отвез домой? – шепнул Ник, притягивая меня поближе.
Я шевельнула плечом, прижимаясь к нему теснее. Будь я поумнее, я бы его попросила помочь мне сегодня же перевезти мое барахло из церкви, но сумела я только тихо пискнуть:
– Еще нет пока. Но я заеду посмотреть, что там с ней. Быть ее наследником я не хочу, но оставлять ее одну не могу. Я сказала «нет» и надеюсь, что она отнесется к этому с уважением.
– А если нет?
Я прижалась еще теснее.
– Не знаю… может, привяжу на нее колокольчик.
Он тихо засмеялся, но я, кажется, услышала в этом смехе, болезненную нотку. И веселье его испарилось. Моя голова шевельнулась у него на груди, когда он вздохнул. То, что случилось, испугало меня больше, чем я готова была признать.
– Тебе больше не грозит смерть, – прошептал он. – Отчего ты не съедешь?
Я не шевелилась, слушала, как бьется его сердце. Потом тихо возразила:
– У меня денег нет. Разговор был уже не первый.
– Я тебе говорил, ты можешь переехать ко мне.
Я улыбнулась, хотя он и не видел; хлопковая рубашка чуть царапнула щеку. Квартирка у него была маленькая, но не поэтому я ограничивала свои ночевки уикендами. У него была своя жизнь, и я бы ей помешала, если бы он стал принимать меня не в малых дозах.
– Прошла бы неделя, а потом бы мы друг друга возненавидели, – сказала я, зная по опыту, что это правда. – И еще: я – единственное, что мешает ей снова скатиться в практикующие вампиры.
– Так пусть себе скатывается. Она и есть вампир.
Я вздохнула, не найдя в себе сил сердиться.
– Она не хочет им быть. Я буду осторожнее. Все будет хорошо.
Эти слова я произнесла уверенно и убедительно, но не совсем понимая, его я пытаюсь убедить или себя.
– Рэйчел, – выдохнул Ник, и его дыхание шевельнуло мне полосы. Я ждала, почти слыша, как он решает, надо ли еще что-нибудь говорить. – Чем дальше, – сказал он наконец неохотно, – тем труднее тебе будет сопротивляться наведенной вампиром эйфории. Тот демон, что напал на тебя этой весной, впустил в тебя больше вампирской слюны, чем мастер-вампир. Если бы ведьм можно было обратить, ты бы уже была вампиром. Сейчас положение таково, что Айви тебя может зачаровать, просто назвав по имени. И это она еще даже не мертва. Ты ищешь надуманные поводы, чтобы оставаться в опасной ситуации. Если ты думаешь, что тебе когда-нибудь захочется
Я села прямо, машинально прикрыв рукой шею:
– Знаешь?
Он посмотрел застенчиво:
– Я же школу кончал в Низинах. Ты же не думаешь, что при этом можно было вообще не получить ни одного укуса?
У меня приподнялись брови от его почти виноватого вида.
– У тебя есть вампирский укус? Где?. Он не смотрел мне в глаза.
– Это была летняя расслабуха. И она была не мертвая, так что вирус я не подцепил. Слюны тоже было очень немного, так что он ведет себя тихо, пока я не попадаю куда-нибудь, где много вампирских феромонов. Это как капкан. Ты ведь и сама это знаешь?
Я снова приникла к нему, кивая. Нику ничего серьезного не грозило – шрам у него был старый и оставленный живым вампиром, только-только вышедшим из отрочества. Мой был новый и настолько заряжен нейротоксином, что Пискари мог его пробудить одним только пристальным взглядом.
Ник сидел тихо, и я подумала, не вспыхнул ли его шрам, когда он вошел в церковь. Это могло объяснить, почему он ничего не сказал и только смотрел. И насколько приятным было ощущение от шрама? Я его понимала, если так.
– Где он, твой шрам? – снова спросила я. Ник подтянул меня ближе.
– Какая тебе разница… ведьма? – игриво поинтересовался он.
Вдруг я очень остро почувствовала, что он прижимается ко мне, и руки его обвиваются вокруг меня, не давая упасть. Глянула на часы – надо было ехать к маме и забрать мои старые лей-линейские причиндалы, чтобы выполнить домашнее задание. Если я его сегодня не сделаю, то не сделаю вообще.
Я посмотрела на Ника, и он улыбнулся – понял, зачем я смотрела на часы.
– Это оно? – спросила я.
Повернувшись слегка у него на коленях, я отвела в сторону воротник его рубашки, обнажив едва заметный белый шрам от глубокой царапины у него на плече.
– Не знаю, – усмехнулся он.
– Гм… – сказала я. – Ручаюсь, что сейчас определю.
Он сплел пальцы, удерживая меня за бедра, и я расстегнула пуговицу его рубашки. Двигать руками было неудобно, и я села иначе, верхом ему на колени. Поддерживающие меня руки опустились чуть ниже, и я, приподняв брови от этой новой позы, придвинулась ближе. Завела пальцы ему за шею и ткнулась лицом рядом с воротником, присосалась губами к шраму и выпустила его со слышным чмоканьем.
Ник шумно задышал, ссутулился чуть сильнее, чтобы не надо было меня удерживать от падения.
– Это не он, – сказал он.
Его рука легла мне на спину, провела линию по позвоночнику, наткнулась на пояс штанов.
– О'кей, – мурлыкнула я, когда его пальцы потянули подол моей тенниски. Он засунул под нее руку, кончиками пальцев поглаживая кожу. – Я знаю, что это не тот.
Нагнувшись, я уронила волосы ему на грудь, быстрыми движениям вылизывая сперва первый, потом второй след прокола зубов, которые я ему оставила, когда была норкой, а его считала крысой, пытающейся меня убить. Он ничего не сказал, и я очень осторожно прикусила трехмесячный шрам зубами.