Хороший, плохой, неживой
Шрифт:
Ник, похоже, не был убежден, и я объяснила:
– У меня митохондрии выдавали какой-то странный фермент, и белые кровяные шарики считали его инфекцией. Они нападали на здоровые клетки как на чужеродные – в основном на костный мозг и прочие ткани, связанные с кроветворением. Я только помню, что все время была усталой. Травы помогали, но лишь когда наступил пубертат, все это устаканилось. Теперь все в порядке, разве что чувствительность к сере осталась, но болезнь укоротила мне жизнь лет на десять. Как минимум, мне сказали.
Ник под столом тронул меня за колено:
– Прости.
Я осветилась
– Ну что такое десять лет? Мне даже до пубертата не полагалось дожить.
У меня духу не хватило сказать ему, что даже учитывая эти десять отнятых лет, я все-таки переживу его лет на полсотни или больше. Но он, наверное, и так это знал.
– Мы с Монти познакомились в колледже, Ник, – продолжала рассказывать мать, возвращаясь к прежней теме. Я знала, что она не любит говорить о первых двенадцати годах моей жизни. – Это было так романтично! В университете только-только ввели курсы паранормальных явлений, и была путаница насчет предварительных требований – каждый мог брать любой курс. Мне совершенно нечего было делать на занятиях по лей-линиям, и единственной причиной, почему я туда записалась, был потрясающе красивый колдун прямо передо мной в офисе регистратора, а все альтернативные курсы были уже заполнены.
Движение ложки в кастрюле стало медленнее, пар окружал мать.
– Забавно, как иногда судьба будто сталкивает между собой тех, кого хочет, – сказала она тихо. – Я записалась на курс, чтобы сидеть рядом с одним парнем, а кончилось тем, что я влюбилась в его лучшего друга. – Она улыбнулась мне: – В твоего отца. Мы втроем делали вместе лабы. Я бы их провалила, если бы не Монти. Лей-линейщица из меня оказалась никакая, а поскольку Монти не мог бы заварить зелье, хоть ты его убей, он два года строил для меня все круги, а я оживляла все его амулеты до самого диплома.
Этого я никогда раньше не слышала.
Вставая взять три чашки для кофе, я глянула на котел с красным соусом. Морща лоб, я подумала, есть ли какой-нибудь вежливый способ вылить его в помойное ведро. Она опять варит соус в котле для зелий. Оставалось только надеяться, что она сполоснула его соленой водой, или ленч может оказаться куда интереснее обычного.
– А как вы с Рэйчел познакомились? – спросила мать, отталкивая меня от котла и засовывая замороженный каравай печься в духовку.
Вытаращив глаза, я замотала головой, предупреждая Ника. Он посмотрел на меня, на мать.
– Гм… на одном спортивном мероприятии.
– «Хаулеры» играли? – спросила она.
Ник посмотрел на меня, прося помощи, и я села рядом с ним.
– На крысиных боях, мам, – сказала я. – Я ставила на норку, а он на крысу.
– Крысиные бои? – скривилась она. – Вот гадость. И кто победил?
– Они удрали, – ответил Ник, глядя на меня ласковыми глазами. – Мы потом представляли себе, что они удрали вместе и бешено влюбились друг в друга. И сейчас живут где-то в городской канализации.
Я подавила смешок, но мать рассмеялась открыто. У меня сердце екнуло при этом звуке – я уже давно не слышала, чтобы она смеялась так весело.
– Да, – сказала она, откладывая прихватки. – Мне нравится. Норки и крысы. Как мы с Монти, у нас больше не было детей.
Я моргнула, не понимая, как она от норок и крыс перескочила к себе и папе, и причем тут,
Ник наклонился поближе и шепнул:
– Норки и крысы тоже не дают потомства.
Я открыла рот в безмолвном «А!» и подумала, что Ник с его своеобразным видением мира лучше может понять маму, чем я.
– Дорогой мой Ник, – сказала мать, резко и быстро помешивая соус по часовой стрелке. – У вас генетических болезней в роду нет? Только не это! Меня охватила паника, а Ник спокойно ответил:
– Нет, миссис Морган.
– Называй меня Элис, – сказала она, – ты мне нравишься. – Женись на Рэйчел и заведите детей побольше.
– Мама! – воскликнула я.
Ник широко улыбнулся – ему понравилось.
– Но не прямо сейчас, – продолжала она. – Еще какое-то время вместе насладитесь своей свободой. Детей хочется только тогда, когда ты уже к этому готов. Вы ведь безопасным сексом занимаетесь?
– Мама, замолчи! – крикнула я.
Бог мой, поскорее бы кончился этот вечер! Она обернулась, упираясь рукой в бедро. В другой была зажата ложка, с нее капал соус.
– Рэйчел, если ты не хотела, чтобы я подняла эту тему, тебе надо было прикрыть свой засос чарами.
Я уставилась на нее, отвесив челюсть. Просто помертвев, я встала и вытащила ее в холл.
– Извини, – бросила я, увидев ухмылку Ника.
– Мама! – шепнула я в коридоре. – Ты же должна была принимать свои лекарства, ты не забыла?
Она опустила голову.
– Он очень симпатичный. Я не хочу, чтобы ты и его прогнала, как прогоняла всех прежних бойфрендов. Я так любила твоего отца, я хочу, чтобы ты была так же счастлива.
Тут же моя злость испарилась – у мамы был такой одинокий, такой несчастный вид. Я вздохнула, опустив плечи. Надо бы мне заезжать к ней почаще.
– Мам, – сказала я. – Он – человек. Нормал.
– А! – тихо ответила она. – Кажется, более безопасного секса не бывает?
Мне стало нехорошо, когда я увидела, как придавила ее тяжесть этого простого замечания, и я подумала, не изменилось ли ее мнение о Нике. У нас с Ником не может быть детей. Хромосомы не сочетаются. Доказательство этого факта положило конец давним спорам внутриземельцев, установив, что колдуны, в отличие от вампиров и вервольфов, – отдельный от человечества вид, не менее, чем пикси или тролли. Вампиры и вервольфы, укушенные или рожденные в этом состоянии, – всего лишь модифицированные люди. А колдуны, хотя почти идеально имитируют людей, на клеточном уровне отличаются от них не меньше, чем бананы от дрозофил. С Ником я останусь бесплодна.
Я это сказала Нику в первый же раз, как наши объятия превратились в нечто более настойчивое – я боялась, что он заметит, будто что-то не так. И страшно было от мысли, что он как-то с отвращением отреагирует на это различие наших видов. Так что я чуть не заплакала, когда он сделал большие глаза и задал только один вопрос:
– Но ведь с виду и по ощущениям это одно и то же?
В то время я еще честно этого не знала. Ответ на вопрос мы нашли вместе.
Покраснев оттого, что эти мысли пришли ко мне при матери, я ей слабо улыбнулась. Она улыбнулась в ответ, выпрямившись всей своей хрупкой фигуркой.