Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
Шрифт:
— Огромное, нетерпеливое желание видеть родину счастливой заставляло меня думать о Кубе всюду, где бы я ни был. Горькие вести ранили сердце, но мысли о добре, чести, прогрессе и свободе помогали мне, как и всем кубинцам, в душах которых цвели печальные цветы изгнания. И вот теперь здесь, на земле Кубы, я говорю: давайте сеять добро. У нас есть руки, мы мыслим ясно и чувствуем горячо. Мы кубинцы, наша свобода, обагренная кровью братьев, зачата в нашей груди, и именно сегодня, в годовщину «Клича Яры», мы клянемся ей в верности…
Куба
Изменился и Аскарате. Бурный вечер в Регле словно влил в него свежую кровь, и теперь все чаще и чаще на дверях конторы висел замок, а по улицам Гаваны, как когда-то по улицам Мехико, бродили, размахивая руками и споря о политике, два кубинских патриота.
— Ты зря торопишься, Пепе, нужно взять от Испании все, что можно…
Марти хватал Аскарате за пуговицы сюртука:
— Сколько я могу убеждать вас, дон Николас, что теории ассимиляции так называемого национального единства и реформизма уводят кубинцев в сторону от борьбы? Куба — американская страна, она воевала за свою и американскую свободу десять лет. И вдруг Куба — испанская провинция. Абсурд!
12 ноября 1878 года Марти стал отцом. Хотя нужные для крошечного Хосе Франсиско Марти-и-Басана вещи были куплены заранее, расходы резко возросли. Не бросая работы у Аскарате, Марти начал вести дела в адвокатской конторе дона Мигеля Вионди, старого друга Рафаэля Мендиве.
Теперь он уставал еще больше и дома иногда валился на диван, не снимая ботинок. Однако он не позволял себе забывать о лицее в Регле.
Каждый свободный час он проводил среди новых друзей — педагогов. Он считал свою деятельность в Регле очень важной для себя — ведь семена знаний неминуемо прорастают ростками свободы, и обучение юных кубинцев — тоже бой за будущее Кубы.
Его избрали членом совета лицея. Выступая перед коллегами, Марти говорил:
— Мы должны думать о будущем родины, и поэтому каждый должен чувствовать себя учителем и быть им, хотя бы в благодарность за знания, полученные от других. Нужно множить наши кубинские школы, ибо школа является наковальней духа народа. Счастлива страна, которая видит своих детей образованными, образованный народ всегда силен и свободен…
Скоро Марти стал часто появляться и в другом гаванском пригороде — Гуанабакоа. В шумном литературном кружке расположенного там лицея секретарствовал совсем больной Альфредо Торроэлья. Он знал, что его болезнь неизлечима, и проделал тяжелое путешествие Мехико — Гавана, чтобы провести на родине последние дни. Он приехал осенью, а в январе осунувшийся от горя Марти говорил у свежей могилы друга:
— Сегодня мы хотим воздать должное человеку, столь любимому своей страной, своим народом, что он не может умереть. Моей дрожащей руке, еще хранящей тепло его руки, нелегко описать искристый и оригинальный талант,
Забывая о торжественности момента, Аскарате беспокойно затоптался на месте. Зачем зря дразнить испанцев? «Печальное чело нашего народа»! Разве Пепе не знает официальной терминологии: не «наша страна», а «остров», не «наша родина», а «национальное единство»…
Речь Марти получила небывалый для осторожной в ту зиму Гаваны резонанс. Газета «Ла Патриа» хвалила «молодого, но бесспорно талантливого и уже широко известного сеньора Марти, друга детства Альфредо Торроэльи и его товарища по изгнанию».
«У гроба Торроэльи мы увидели рождение нового великого оратора и поэта, — писала «Эль Триумфо». — Его слова — словно поток, который выходит из берегов. Кто сможет собрать эти воды, эти силы, подчинить их себе и направить их в одно русло?»
АНАУАК
Весной 1879 года Марти был обеспечен хорошей работой. Ежедневно, с восьми до одиннадцати утра, он читал курсы риторики, поэтики, философии испанского языка в колледже «Эрнандес-и-Пласенсиа», а потом проводил пару часов за разбором особо сложных дел у Вионди.
Теперь он уже не переписывал бумаг в конторе Аскарате, но его по-прежнему, словно магнит, притягивала узкая комната, в которой за длинным столом принимал клиентов его седовласый друг. Осторожный внешне, Аскарате не мог жить без острых дискуссий и в ущерб доходам постепенно превратил свою контору в заповедник «бандитов».
Ежедневно за плотно прикрытыми дверями его конторы велись нескончаемые споры. Республиканцы и либералы, вчерашние ссыльные и повстанцы приходили сюда, зная, что их мнение будет внимательно выслушано и обсуждено.
В этом клубе Марти встретил однажды невысокого изящного мулата, чье лицо показалось ему уже виденным где-то.
— Разве я не знакомил вас в Мехико? — воскликнул Дскарате. — Это же Хуан Гуальберто Гомес!
Молодые люди улыбнулись и пожали друг другу руки. Хуан был чуть младше Хосе, но и ему пришлось пережить многое. Родители Хуана были рабами, и его ждала судьба простого мачетеро, если бы не прихоть хозяина. Плантатору захотелось иметь собственного каретного мастера, и смышленый зеленоглазый парнишка был отправлен на пароходе «Ла Франс» в Париж.
Двадцать один день в море сдружил Хуана с Франсиско Висенте Агилерой, вице-президентом первого правительства сражающейся Кубы. Агилера плыл в Европу, чтобы рассказать правду о войне за независимость. Юный Хуан стал его верным помощником и уже никогда не вернулся к хозяину.
В Гаване, как и в годы изгнания, Гомес заслужил опасную славу сепаратиста. Марти много раз читал в газетах его умные статьи, неизменно отзываясь о них с одобрением. Гомес, в свою очередь, высоко ценил талант Марти.