Хосе Ризаль
Шрифт:
Жирного монаха кощунственно лишили возможности съесть очередного индюка! Это привело к еще более печальным результатам, чем отказ в сене для лошади сержанта гражданской гвардии…
Мужественная борьба отца Ризаля против всесильного монашеского ордена вдохновляет и других арендаторов. Они возбуждают судебные дела против доминиканцев, обвиняя их в незаконном присвоении их земли, пытаются доказать, что земля, за которую орден требует с арендаторов непосильной ренты, искони принадлежала им и их предкам.
Совместное выступление арендаторов! Власти не довольствуются одним судебным решением. В Каламбе появляется рота
Герой жестокой расправы — генерал-губернатор Вейлер, друг монахов, впоследствии получил на Кубе кличку «мясника».
Уже после филиппинской революции 1898 года в архивах было найдено его письмо руководителям доминиканского ордена. Вейлер цинично выражал свою радость по поводу услуги, которую он смог оказать монахам в борьбе со строптивыми арендаторами.
Члены семьи Ризаля, еще находившиеся на свободе, поселились в маленьком домике в Лос Баньосе. Лишившись всего имущества, разорившись на взятки и адвокатов, семья оказалась обреченной почти на нищету.
Ризаль живо откликается на несчастье своей семьи. Деятельный сотрудник «Эль солидаридад», неутомимо поставлявший журналу поэмы, очерки, политические обзоры и передовые статьи, требовавшие реформ, Хосе пишет яркую статью о надругательстве над трупом Эрбоса, описывает историю с индюками, вместе с другими филиппинскими эмигрантами протестует против жестокой несправедливости, проявленной к арендаторам Каламбы.
В «Эль солидаридад» (август 1890 г.) без подписи напечатана его яркая, обличающая доминиканских монахов, статья «Месть трусов».
В его новом романе «Эль Филибустерисмо» трагическая история крестьянина Талеса является художественным изображением судьбы арендаторов Каламбы. Ризаль не скрывает этого. Глава, повествующая о судьбе Кабесана Талеса, нашедшего единственный выход из конфликта с колониальными властями в уходе в разбойники — тулисаны, заканчивается следующими словами:
«Успокойтесь, мирные обитатели Каламбы. Никто из вас не носит имени Талеса, никто из вас не совершил ни одного преступления… Вы расчищали ваши поля, вы потратили на них труд всей вашей жизни, свои сбережения, свое время, и вы лишились их, были изгнаны из своих домов, а вашим соседям было запрещено оказывать вам даже временное гостеприимство. Не довольствуясь поруганием справедливости, они (доминиканские монахи) растоптали священный алтарь вашей родины. Вы служили Испании и королю, но когда их именем вы требовали справедливости, вы были осуждены без суда, вырваны из объятий жен и детей. Каждый из вас страдал больше, чем Кабесан Талес, но никому из вас не удалось добиться справедливости. К вам не было проявлено ни человечности, ни снисхождения, вас преследовали даже за пределами могилы, как Мариано Эрбоса. Плачьте или смейтесь там, на этих уединенных островах, где вы бродите без веры в будущее. Испания, великодушная Испания, следит за вами и рано или поздно окажет вам справедливость!»
«Эль солидаридад»
После окончания мадридского университета в 1885 году
За эти годы филиппинская колония в Мадриде очень изменилась. Мадрид стал центром, в котором сосредоточились либеральные сторонники реформ на Филиппинах. Наиболее активные лидеры филиппинской буржуазии пытаются здесь, при поддержке прогрессивных слоев испанского общества, добиться изменения колониального режима. Душой этого движения за реформы был в Мадриде Марсело дель Пилар.
Он не только фактически руководит «Испано-филиппинской ассоциацией», номинально возглавляемой либеральным испанским профсоюзом, и редактирует «Эль солидаридад», но всячески пытается привлечь к Филиппинам симпатии передовых испанских деятелей. При их помощи он стремится добиться для Филиппин ряда реформ, в том числе и права посылать депутатов в кортесы. Деятельность Испано-филиппинской ассоциации и пропаганда «Эль солидаридад» не оставались безрезультатными. Они служили делу объединения филиппинских сил, хотя дель Пилар и другие представители филиппинской буржуазии были еще далеки от идей подлинного национального освобождения, первым шагом которого должно было явиться отделение от Испании.
Значение «Эль солидаридад» для развития национально-освободительного движения на Филиппинах было неизмеримо больше, чем роль «Испано-филиппинской ассоциации».
В то время как Ассоциация, по существу, была известна только верхушке филиппинской интеллигенции и отражала борьбу испанской и филиппинской буржуазии за умеренные реформы, «Эль солидаридад» находил дорогу к сердцам широких филиппинских масс.
Ввоз и распространение журнала в колонии были строго запрещены. Гражданская гвардия охотилась за «Эль солидаридад» с неменьшим рвением, чем русские жандармы с середины XIX века вылавливали герценовский «Колокол». И все же журнал находил нелегальные пути на Филиппины, его номера передавались из рук в руки и делали свое дело.
Хотя журнал отражал чисто реформистскую линию филиппинской буржуазии и был лоялен к испанскому господству, но яркий антиклерикализм придавал ему характер боевого органа. В нем разоблачалась деятельность монашеских орденов и открыто ставился вопрос об изгнании монахов с островов.
А борьба против испанских монахов казалась в тот период «фокусом, в котором объединялись все представления народа о свержении испанского гнета. И филиппинская буржуазия, сама того не сознавая, возбуждая ненависть к монахам, по существу воспитывала в филиппинских массах мысль о борьбе против испанских колонизаторов вообще.
Ризаль, не будучи в Мадриде, принимал самое активное участие в работе эмигрантов. Он — член «Испано-филиппинской ассоциации». Он — наиболее активный сотрудник «Эль солидаридад». Три года его сотрудничества в журнале (1888–1896) — годы наиболее плодотворной публицистической деятельности Ризаля, период, когда окончательно складываются его политические идеалы. Его имя становится для каждого филиппинца синонимом борьбы за национальное освобождение.
Ризаль, как сотрудник «Эль солидаридад», более чем кто-либо другой был сторонником постепенных реформ и противником революционного пути освобождения Филиппин. Но, являясь противником революции, Ризаль лучше других чувствовал ее нарастание, ее мощную поступь, которая пугала его самого и которой он, в свою очередь, пытался напугать испанское правительство.