Хождение по квадрату
Шрифт:
Детектив жестом попросил техников открыть мешок с телом. Когда они начали расстегивать молнию, накал противоречивых эмоций усилился. Если это Малоуни-младший, семья может начать привыкать к существованию без Патрика, а я вернусь к обычной жизни, какой бы она ни была. Те несколько дней, в которые я занимался делом Малоуни, обнажили печальную истину: я не готов к той жизни, которая ждет меня впереди. Я привык считать винный магазин мечтой Арона, хоть мы и объединили наши сбережения. Нет, я бы никогда не отступился, я просто не мог представить себя сидящим целыми днями за стойкой и обсуждающим сравнительные достоинства мерло и божоле.
Однако,
— Это не он, — услышал я свои слова, произнесенные с нескрываемым облегчением.
— Как вы можете об этом судить? — с сомнением произнес детектив. — Он на человека-то не похож, так как же…
— Нет татуировки на правом предплечье.
Детектив вытащил бумажку из кармана и, водя по ней пальцем, старательно прочитал описание. Он показал мне бланк.
— Ничего не сказано об особых приметах, ничего о татуировке.
— Эй, — я поднял руки вверх, — я лицо неофициальное, так что выясните все с семьей.
По выражению лица я понял, что ему это не понравилось и он не намерен мое присутствие терпеть. Я поблагодарил его, повернулся и пошел прочь. На полпути к машине я заметил, что навстречу мне через толпу полицейских пробирается Фрэнсис Малоуни. Я схватил его за руку, чтобы остановить. Лицо его ничего не выражало.
Вначале он меня не узнал. В его маленьких ледяных глазках я прочел: «Кто ты, черт подери? Убери от меня свои лапы!» Но вот в глазах мелькнула искра узнавания, он выпятил нижнюю губу, слегка наклонив голову, как бы говоря: «Ну, ты меня поразил, жидовский ублюдок. Как ты узнал раньше меня?»
Но больше всего меня поразило выражение его лица, когда я сообщил ему новость:
— Это не Патрик.
На бесстрастном лице отразилась вся гамма противоречивых чувств: облегчение отчаянно боролось с чувством вины и разочарованием. Первое все же победило. Странно, но я не мог осуждать его за разочарование. Плохая новость всегда лучше неизвестности. Даже если у Малоуни с сыном были проблемы, которых я не понимал, недели жизни в неизвестности были адом для семьи.
— Почему вы так уверены? — спросил он.
Я прислонил свою трость к здоровой ноге, вытянул правую руку и пальцем левой указал на нее. Он прикинулся тупым:
— Что такое, Прейгер, азбука глухонемых?
— Нет татуировки. И я не видел серьги.
Это тоже произвело на него впечатление, он разозлился и, оттолкнув меня, прошел вперед. Как я узнал про татуировку? Что еще мне известно из того, что он хотел бы держать в секрете? Спроси он прямо, я бы ему не сказал. Чтобы выиграть в противоборстве с человеком, который привык быть хозяином положения и хранить опасные секреты, я должен был стеречь свои собственные, по крайней мере делать вид, что они у меня есть. На место, где только что стоял Малоуни, протиснулась черноволосая женщина в морском плаще. Около 30 лет, рост около 5 футов 6 дюймов. Приятные голубые глаза, треугольное лицо и слишком тонкие губы. Ее левая рука без обручального кольца слегка дрожала, пепел с сигареты падал на плащ.
— Вы уверены?..
Я не стал спрашивать в чем.
— Совершенно уверен, хотя…
Она не дала мне закончить, погладила мимолетным жестом по руке, поблагодарила улыбкой и побежала к воде. Что-то в этой улыбке зацепило меня, от прикосновения по руке словно ток пробежал.
Было 4:30, когда я вернулся к своей машине. Я решил, что поеду домой не сразу, и направился к Бруклинскому мосту. Купил по дороге кофе и бейгел, припарковал машину на Бруклин-Хейтс и нашел свободную скамейку на набережной. Хотя панорама Нижнего Манхэттена раскинулась передо мной во всей своей красе, похожая на колоду плохо перемешанных карт, я мог думать только об улыбке той женщины.
6 августа 1998 года
(ближе к вечеру)
Если уж нью-йоркские «Джетс» и «Гиганты» [9] могут играть в Нью-Джерси, а аэропорт Цинциннати [10] находится в Кентукки, нью-хейвенскому хоспису Святой Марии сам бог велел располагаться в Хемдене. По крайней мере, это все еще штат Коннектикут. Хоспис, как и многие другие викторианские здания на Уитни-авеню, был изысканно украшен пряничными завитушками, полукруглыми верандами и узорчатой кровельной дранкой. Цветовая гамма — желтые, коричневые, темно-зеленые с желтоватым отливом тона — не вызывала у меня эстетического трепета, но, учитывая близость к озеру и пышному парку, я понимал, почему епархия выбрала это место для хосписа. Я поделился этой мыслью с регистраторшей.
9
«Джетс» и «Гиганты» — футбольные команды.
10
Граница между штатами Огайо и Кентукки проходит по городу Цинциннати, и аэропорт действительно находится на территории соседнего штата.
— О, — ответила она, — нам действительно повезло! Богатый выпускник Йеля несколько лет назад завещал эту усадьбу церкви. Раньше мы располагались в Нью-Хейвен — между притоном наркоторговцев и заброшенным супермаркетом.
Это все объясняет, подумал я. Я пошел по коридору, чтобы найти сестру Маргарет, но регистраторша позвала меня:
— Вы мистер Прейгер?
Я почувствовал, как у меня оборвалось сердце.
— Он уже…
— Нет, мистер Брайсон еще не покинул нас, но… — Теперь она почти шептала.
— Значит, у него все в порядке.
— Ни у кого здесь не может быть все в порядке, мистер Прейгер!
— Простите. Я не то имел в виду.
— Я поняла, — кивнула она.
Я в этом не был уверен, но снова сказал, что хочу видеть сестру Маргарет, монахиню, которая звонила мне рано утром.
— Она у мистера Брайсона вместе с отцом Ицолино.
— Последнее причастие?
— Боюсь, что да. Но нам следует надеяться, мистер Прейгер.
Я едва сдержал усмешку.
— Может быть, — предположил я, — если бы мистер Брайсон знал, что я здесь, он бы продержался еще немного. Что, если я…