Хождение по углям

Михайлова Аполлинария

— Боюсь тебя огорчить, — Анаис снова предприняла попытку присесть, которая на сей раз оказалась удачной, — но, если бы я могла, я бы давно это уже сделала.

— Жалко, Анькаа, — мечтательно протянула Чернавка. — Придется, значится, с ним как-нибудь погулять.

— Не советую, но дело твое, конечно. Кстати, говорят ли что-то про то, что я… ммм…

— Говорят, — осторожно произнесла Чернавка.

— А что ты? — как бы невзначай спросила Анаис. — Чего с ведьмой якшаешься?

— Знаешь, и про меня многое говорят, — подмигнула Чернавка. — Причем с самого моего детства. Говорят, что раз я тенгрийка, то я хитрая с рождения. Так вот буду хитрее, раз так

говорят, и буду дружить с колдуньей. Авось буду пугать всех, что науськаю тебя, и будут они все жабами по деревне прыгать.

Девочки расхохотались. Анаис схватилась за живот — смеяться было пока что больно.

— Спокойнее, Анькаа, не буду больше тебя смешить.

— Верно. Это была моя задача, если ты не забыла, — забавно произнесла Анаис.

— Анькаа… — начала было Чернавка и мигом затихла.

— Да?

Воцарилось минутное гробовое молчание.

— Чернавка? — прервала тишину Анаис.

— Скажи, пожалуйста, — Чернавка оглядывалась по сторонам, не смотря собеседнице прямо в глаза. — Ты любишь его?

— Что? — Анаис прерывисто задышала. Неужели все настолько понятно?

— Ты просто… — Чернавка закусила губу и уставилась себе на колени. — Ты во сне много говорила, бредила и… звала его. Скажи, пожалуйста, ты его любишь?

— Чернавка…

— Если скажешь, что любишь, то мешать Вам не стану, — Чернавка шмыгнула носом и потерла его. — Вы больше друг другу подходите. У Вас душа единая. Вы оба скрытны в своих чувствах, эмоциях, мыслях, оба жаждете свободы. Скажи, пожалуйста…

— Да, — твердо ответила Анаис. — Скажи теперь, что значит «не станешь мешать»? Рогги же мертв, разве нет?

Чернавка достала свиток пергаментной бумаги из тулупа.

— Буквально недавно к нам в деревню пожаловали из города. Приехал гонец с письмом. Здешний лекарь написал, что к ним поступил чудом выживший воин, который назвался Роггвером и требовал вернуть его обратно домой, в деревню Ольх. Разумеется, лекарь оставил его на время лечения. Когда он более-менее поправился, то лекарь написал письмо к нам с сообщением о выздоровлении и скором возвращении.

Чернавка положила письмо на столик и двинулась к выходу.

— Когда ты полностью поправишься и наберешься сил, зайди ко мне. Я тебе кое-что покажу, — печально сказала она.

— Ну если только дядя меня отпустит, — не менее печально ответила Анаис.

— Он так за тебя переживал, Анькаа. Места себе не находил.

Весь оставшийся день Анаис зачитывала письмо до дыр и плакала. От радости.

***

На следующий день Анаис чувствовала себя гораздо лучше, чем в последние дни. Да, голова и косточки еще побаливали, но девочка точно выздоравливала. Свою дурно пахнущую, грязную сорочку она отдала служанке Дуле на стирку и вместо нее надела белую льняную длинную рубаху с красной каймой. Анаис сидела на кровати, держа в зубах свое любимое зеркальце, и безуспешно пыталась расчесать огромный клок волос. В опочивальню громко постучали, и Анаис что-то невнятно пробормотала в ответ, боясь выронить зеркальце. В комнату вошел Анатрог. Анаис и дядя многозначительно посмотрели на мгновение друг на друга, после чего Анатрог присел рядышком и заговорил:

— Пока ты болела, мне Дулька с Любашей рассказывали, как ты в мое отсутствие отдавала всю себя заботе о челяди, — Анаис застыла с зеркалом во рту, перестав вычесывать клок, и посмотрела на дядю. — И про рожденную кобылку знаю. Я слушал и гордился своей племянницей, на которую еще недавно кричал. Я понимаю, почему ты на меня разозлилась, но и ты кое-что должна все-таки понять и для

себя разуметь. Ты вступаешь в пору зрелости, время пролетит быстро, и ты не заметишь, как ты вынуждена будешь принять куда большую ответственность на себя. Я имею ввиду, что ты когда-нибудь наследуешь Ольх. Я вижу, что ты всей душей радеешь за жителей деревни и считаешь своим долгом помогать им. Да, я вижу, что ты действительно ответственная девочка. Ты рождена властвовать и играть большую роль. Мы с тобой одного поля ягоды. Пойми, чем больше ты принимаешь на себя ответственности, тем сложнее. К тому же ты никогда не сможешь помочь абсолютно всем. И когда перед тобой встает выбор, то ты вынужден взять сторону с наименьшим количеством жертв. Таковы правила игры хорошего правителя.

— Значит, выбрав пойти на войну, ты решил, что встал на правильную сторону? — вытащив изо рта зеркало и прищурив глаза, спросила Анаис.

— Идти на войну? — удивился Анатрог. — Я шел защищать земли, а в этом нет и никогда не было никакого выбора. Я про другое совсем. Ты сказала, что я объединился с тем, из-за кого мы пошли на эту самую войну. В этом и состоял мой выбор. Но я скажу тебе тайну, которую, возможно, не поймет ни одна челядь: я не дружу ни с Радмиром, ни с Велимиром, как и они со мной не дружат. Это всего лишь вынужденное неискреннее, возможно, лицемерное объединение для всеобщего блага. Точнее, мы объединились против общего врага. Но мы также друг для друга не меньшие враги. Мы улыбаемся друг другу, пьем за общим столом, но втайне желаем друг друга прикончить. Но, если мы это сделаем, то потеряем преимущество перед более сильным врагом. Поэтому это и есть тот самый выбор с наименьшим количеством жертв. Надеюсь, ты это поймешь прежде, чем вступишь во владение Ольхом.

— Знаешь, дядюшка, я все-таки хотела бы вернуться когда-нибудь в родительское поместье «Дар левкоев», — произнесла Анаис. — Но мне интересно, а что будет, если Вы все же одолеете общего врага?

— Появится другой общий враг, — усмехнулся Анатрог и задумался. — Ну а если не появится… Все очень сложно.

— Дядюшка, я бы хотела извиниться за сказанное мною, — понурив голову, просила прощение Анаис. — Я совсем не думала, что говорила, клянусь. И я не знала, что на тебе лежит такое большое тяжелое бремя.

— Знаешь, Анюта, я и без твоих извинений собирался выпустить тебя на волю, — вздохнул Анатрог и обнял племянницу.

— Я искренне.

— Я знаю, Анюта.

Еще минуту они сидели, обнявшись друг с дружкой, после чего дядя направился к выходу. У двери он на мгновение остановился и произнес:

— Про «Дар левкоев» забудь. Он сгорел дотла.

***

— Вот и она, — Чернавка привела Анаис к домовине, сделанной из сырых, гнилых досок. Они были совершенно негодные, так как держалась домовина на одном только слове Зрящего. Девчата были на местном деревенском кладбище, поэтому куда ни глянь, повсюду были установлены домовины, и качество деревьев, из которых они были сделаны, было куда лучше, и держались они стойко несмотря на время.

— Это ужасно! — возмутилась Анаис. — Как можно было с таким неуважением сделать домовину?! Она их постоянно угощала квасом для поднятия духа, а они так ей отплатили!

— Анька, — тихо произнесла Чернавка, — потише, мы на кладбище, здесь нельзя так громко разговаривать. Но ты права. Когда надо было хоронить Прасковью, в те дни распогодилось, шел дождь, ничего другого не нашли. И на похоронах тоже суматоха случилась…

— Я помню из похорон только то, что из крады вывалилась рука. Обгоревшая, — вздохнула Анаис.