Хождение по углям
Шрифт:
— Анька, — Дулька хлопнула в ладоши и радостно защебетала, — радость-то какая! Ты повзрослела! Надо будет тебе все подробно рассказать, но сначала сообщим твоему дяде эту весть.
Служанки вместе с девушками прошли в трапезную, где вкушал яства Анатрог. Тот удивленно посмотрел на них — как-то было ему не привычно принимать за завтраком такое количество людей. К тому же Анаис уже давно с ним не завтракала.
— Хозяин, княже, — Любава засияла в лице и бодро выпрямилась, — Анечка, Ваша любимая племянница, сегодня стала девушкой.
— Замуж уж пора, наверное, — весело прибавила Дуля и счастливо рассмеялась,
— Да будет пир, значится! — торжественно провозгласил Анатрог. — Чернавка, прошу тебя сходить в деревню и позвать всех на трапезу. Дулька, Любаша, ну а Вас ждет самое непростое.
— Будет сделано, княже! — почти хором произнесли женщины и гуськом побежали обратно на кухню.
В тот вечер было устроено пиршество в хоромах Анатрога. Причиной тому были внезапные болезненные кровотечения, начавшиеся в тот самый злополучный день. С этого дня вся жизнь Анаис изменилась. Каждый месяц по наущению Дульки и Чернавки она стирала свое кровавое тряпье вдали ото всех, чтобы никто ни в коем случае не видел этого «грязного» зрелища. К слову, даже эти куски ткани не помогали должным образом. Пир был для всех, отмечали взросление девушки, но никому не были интересны и приятны последствия. Вся деревня поздравляла Анаис в тот день, но всем им было невдомек, что для нее это был траур. Побыв там с полчаса пока все не напоздравлялись, она тихонько выскользнула с трапезы и поднялась к себе в опочивальню. Живот все еще ныл, а настроение было испорчено — надо было полежать и поплакать.
***
На следующее утро состояние Анаис слегка улучшилось, и она решилась на «смертельный номер»: пойти на тренировку. Сначала она, разумеется, постиралась, что делала она с особой брезгливостью. Анаис морщилась и ныла про себя; как же ей хотелось по мановению руки превратиться в тот момент в мальчика. Хоть страдать так не будет.
Проведя столько долгих и неприятных процедур, Анаис наконец-то пошла к перелеску, однако там она никого не нашла. Просидев некоторое время, она с тяжелым сердцем встала и поплелась обратно. Никто ее не ждал, и никто так и не пришел…
***
Вернувшись в деревню, Анаис первым делом обнаружила Роггвера, сидевшего за точильным камнем с топориком и издававшего пронзительный свистящий гул. На его лице застыла каменная, угрюмая мина. Девушка подошла к нему и встала у него над душой, но тот делал вид, будто ее не замечает, пока она сопела ему под ухо.
— Ну и почему я принесла свои ноги на тренировку, а «кое-кто» другой своих ног принести не соизволил?! — злобно пробурчала Анаис.
— А зачем? — пожал плечами юноша. — Опять что-то не получится, и ты решишь не приходить. Еще и ссылаться на якобы плохое самочувствие будешь.
— Мне и вправду было плохо вчера! — вскипела Анаис.
— А сегодня вон какая бодренькая! — скептичным тоном произнес Роггвер.
— Дурак! — Анаис заплакала и топнула ножкой. — Мне и сегодня нехорошо, но я так много сделала, чтобы прийти на тренировку, а ты не пришел!
С полностью испорченным настроением Анаис побежала к себе в опочивальню и весь день оттуда не выходила.
Глава XVIII
Отказываться
Правда по меркам среднестатистической стольчанской девицы любимое и интересное занятие Анаис было для нее весьма неприемлемым. Волновало ли ее это? По-своему, да. Смотря на своих ровесниц, девиц постарше, Анаис не раз задавалась вопросом, почему же ее интересуют совсем другие вещи. И не просто интересуют, но и больше всего удаются, а точнее только они и удаются. Ведь она даже каши научилась варить с большим трудом, а вязание с шитьем для нее в принципе были каторгой. Мама пыталась обучить ее «женскому» ремеслу, но тщетно — Анаис все время колола себе пальцы иголкой, а орнаменты выходили весьма неаккуратными, так еще и с пятнами крови незадачливой рукодельницы. Белоручка, что сказать!
Влюбившись окончательно и бесповоротно в угрюмого юношу с медвежьей походкой, Анаис размечталась о семье. Да, она же ему сама говорила, что замуж никогда не выйдет и не захочет выйти. Вступив в пору девичьей зрелости, Анаис в свои двенадцать лет впервые задумалась о том, какая была бы замечательная у них с Роггвером семья… А, впрочем, это всего лишь мечты безнадежно романтичной и влюбленной девушки. Тем более она продолжала упрямо доказывать всем, сколь она принципиальна и тверда в своем «нежелании» заводить семью. Пусть все так и думают, а то решат, что она расслабилась. Анаис Рафаэль никогда не расслабляется!
Желая показать всему миру (точнее деревне, а еще точнее тому самому дураку, который нанес ей непоправимую душевную травму), что ее ничего не остановит, каждый день она вставала рано утром и гордо несла свое тело на тренировку. И продолжала избивать деревья. Да, именно это ей удавалось больше всего. Но как она это делала! Пируэты, сальто, непринужденные, легкие прыжки и перекаты… Каждый удар выносил огромные куски коры, так что березка уже больше никогда не оправится после такого вопиющего насилия над ней. Анаис все это проделывала с такой яростью, что попадись ей под руку какой-нибудь неудачник, она бы и на нем отыгралась. Наверное, все же это были скорее не тренировки, а вымещение злобы на деревьях. Они же сдачи не дадут никогда.
Так продолжалось до конца весны. Однажды на подходе к перелеску Анаис издалека увидела знакомый до глубины души образ, прислонившийся боком к дереву. Ее догадки подтвердились, как только она пришла к своему привычному месту, но, как обычно в последнее время, Анаис не удостоила и капли внимания человека, ожидавшего ее на тренировке, поэтому она просто встала в стойку и принялась заниматься боевыми искусствами с исстрадавшейся березой.
— Анаис, — мрачно нарушил молчание мужчина, — прости меня, пожалуйста! — однако девушка даже бровью не повела и занятия не остановила. — Я виноват! Чернавка мне такого выговорила… — девушка продолжала делать вид, что не замечает его вовсе. — Анаис, ну что ты делаешь?!