Хождение в Москву
Шрифт:
За семь лет жизни в Москве Жуков изучил город, его улицы и дома - он "хорошо знал Москву, так как чаще других приходилось разносить заказы в разные концы города". Работал он не только в мастерской. Хозяин "часто брал в свой магазин, где кроме скорняжной работы мне поручалась упаковка грузов и отправка их по товарным конторам". Следовательно, работал Жуков и в Старом Гостином дворе, в торговом помещении № 80/81.
Как же найти здесь следы бывшего мехового магазина? Иду сюда со слабой надеждой. На стенах бывшего Гостиного двора со стороны Ильинки замечаю вдруг над большими нижними окнами старые таблички с номерами помещений. Обхожу здание по переулку, попадаю во двор, где особенно
В 1915 г. молодой мастер ушел в армию. Впереди были годы службы, сражений, впереди были Октябрьская революция, Великая Отечественная война. Они вручили маршальский жезл в руки Георгия Жукова.
***
После этой публикации мне позвонили:
– Вы писали в газете о маршале Жукове, о его жизни в доме скорняка Пилихина, я его младший сын. Могу кое-что рассказать и уточнить, приезжайте...
Когда Георгий Константинович Жуков приехал из деревни в Москву на учение к своему дяде скорняку Михаилу Артемьевичу Пилихину, - его младшему сыну Мише было шесть лет. С 1908 по 1914 год проживал под одной крышей с ним его двоюродный брат Егор - сначала ученик скорняка, потом мастер, ставший приказчиком в лавке отца. И последние годы жизни маршала прошли на глазах М.М. Пилихина...
В опубликованном в 1985 году в "Московской правде" очерке "По следам Егора Жукова" я пытался установить: где в Москве прожил детские и юношеские годы будущий маршал, заместитель Верховного Главнокомандующего? Поэтому при встрече с двоюродным братом полководца мне в первую очередь хотелось выяснить, верно ли определены были мною дома, где прошли годы учения в Москве Георгия Константиновича.
– Верно, но есть и уточнения.
Берем том "Воспоминаний и размышлений", находим строчки из первой главы "Детство и юность", ставшие отправным моментом поиска.
"Мы повернули к Большой Дмитровке (ныне Пушкинская улица), а потом сошли с конки на углу Камергерского переулка (ныне проезд Художественного театра).
– Вот дом, где ты будешь жить, - сказал мне дядя Сергей, - а во дворе мастерская, там будешь работать, - пишет Г. К. Жуков.
– Парадный вход в квартиру с Камергерского переулка, но мастера и мальчики ходят только с черного хода, со двора...
Пройдя большой двор, мы подошли к работавшим здесь людям, поздоровались с мастерами... Поднявшись по темной и грязной лестнице на второй этаж, мы вошли в мастерскую..."
Из прочитанного у меня сложилось представление, что меховая мастерская М. А. Пилихина находилась не в самом доме, где он жил, а во дворе, в двухэтажном флигеле, которые обычно строились во владениях, поскольку Г. К. Жуков и пишет: "...а во дворе - мастерская".
Но, оказывается, все обстояло не совсем так, и если бы не Михаил Михайлович Пилихин, то некому бы было внести полную ясность.
–
Есть и еще одно уточнение. Все, кто видел большой, покрашенный в серый цвет дом, протянувшийся рядом с Художественным театром, должно быть, заметили сверху на фасаде дату - 1912 год. Архитектура и масштаб самого здания не оставляют никакого сомнения в том, что оно могло появиться на этом месте только в начале XX века. Я приводил слова историка П. В. Сытина, который в своей книге "Из истории московских улиц" указывал: "Старые двух-, трехэтажные флигеля дома № 5 были в начале века также заменены шестиэтажным домом с магазинами".
М. М. Пилихин вносит поправку: их старый прочный каменный дом, описанный в "Воспоминаниях и размышлениях", не снесли, а сохранили, надстроив верхними этажами. Кстати, это практиковалось при перестройке с допетровских времен.
– Окна нашей квартиры сохранились, они в середине здания, сохранилась и лестница, которая вела в мастерскую, я ходил как-то смотрел ее...
Отсюда, из Камергерского, мы переехали в другой дом, поблизости, в Брюсовский переулок. Помню хорошо это переселение.
– Выходит, что дом в Камергерском в какой-то мере сохранился.
– Да, выходит, так. А вот наш дом на Брюсовском, к сожалению, перед войной снесли...
Это был двухэтажный небольшой каменный дом с подвалом. Квартира находилась сначала на первом, потом на втором этаже. Дом был одним из строений во владении графини Олсуфьевой. Рядом по переулку стоял другой принадлежащий ей большой, нарядный, четырехэтажный дом, о котором вы писали в газете, полагая, что маршал Жуков жил именно в нем. Но находился этот дом тогда ближе к Тверской, фасадом выходил на главную улицу Москвы. Перед войной его сдвинули в глубь переулка, на то самое место, где мы много лет прожили... Вот тогда и сломали наш дом.
Мастерская моего отца и здесь помещалась в квартире, рядом с жилыми комнатами. Их было пять. Семья наша большая, мать родила 12 детей, шесть из них выросли. Егор дружил с моим старшим братом Александром.
Отец мой - скорняк, каких сейчас не сыщешь, знали его и уважали многие. И я находился у него в учении, а старшим мальчиком был Егор. Получал я иногда от него подзатыльники. Рука у Егора была крепкая. Вообще-то отец, да и мастера, редко когда поднимали руку. Если Егору (или мне) доставалось во время учения, то не больше, чем другим ученикам. Мать наша никогда ни на кого руку вообще не поднимала, считала это за тяжкий грех. Отец не умел читать и писать. Он поэтому хотел, чтобы мы получили хорошее образование. Способный Александр даже одно время учился в Лейпциге, знал немецкий язык, учил и Егора немецкому, он же помог ему окончить городское училище. Александр с Егором часто забирались на полати, там подолгу читали и разговаривали. Однажды услышал я непонятную мне фразу. Егор говорил: жениться нужно не на красоте, а на человеке...
Сочиняют вот теперь всякое, даже, что Егор, мол, спал на цементном полу. Все это выдумки. Спал он действительно в мастерской, на полатях. Но на них спать и я мечтал, забирался вверх не раз. Относился отец к Егору хорошо, как к племяннику.
– А чем отличался от других учеников Егор Жуков?
– Быстрее всех ел, быстрее всех дело делал. Это мне запомнилось. Отец часто по праздникам брал нас с собой в церковь слушать хоровое пение, которое он любил. Ходили мы в соседние церкви и в Кремль. Там пробирался отец поближе к хору, а мы убегали на Москву-реку играть и слушали, когда раздастся колокольный звон. Это был знак, что нам пора возвращаться.