Хозяева океана
Шрифт:
Воронцов пододвинул кресло к камину и грел ноги. Пойти зимой в Ярмуте особо было некуда. В общественном городском зале проводили иногда балы и концерты, но не в эту неделю. Театр зимой не работал, торговля тоже расцветала ближе к весне. На набережной прохладно, на пляжах тем более. К купанию погода и вовсе не располагала. Хотя имелись особые купальни, где морскую воду подогревали и пускали в ванны, но это развлечение на охотника. Даже война как-то притихла с отступлением из Голландии и большая часть офицеров предпочла Лондон или уютные имения. А знакомцев у Воронцова в Ярмуте, похоже, не оказалось. Не с раненными же русскими сидеть на винных складах?
Камин и тишина располагали к неформальному
— Вас так и не приняли в Форин-офисе, — произнёс дипломат. — Не пойму на что вы рассчитывайте?
— Времена меняются, Семен Романович. Идет большая война. Союзы складываются и распадаются. И в какой-то момент карты лягут в нашу пользу. Нам ведь нужно одно-единственное решение любой из крупных держав. А там само пойдет. — Он подумал и добавил, забросив наживку: — Мы даже готовы выкупить наши земли у любой из претендующих на неё корон. И у нас есть что им предложить даже помимо звонкой монеты.
— Например?
— Испания нуждается в кораблях и пушках, а наши верфи и заводы способны выпускать их в больших количествах. Британские меховые компании хотят опередить французов и американцев, чтобы распространить торговлю на северо-западный берег. И мы можем в этом помочь.
— А Россия?
— А Россия по-прежнему нуждается в поставках продовольствия и материалов в Восточную Сибирь.
— Об этом аргументе мне рассказывал господин Колычев, — кивнул Воронцов. — Это ваш единственный козырь?
— Есть ещё один. Контролировать столь удаленные земли империя все равно не сможет. Морские пути от балтийских до аляскинских портов, самые продолжительные из всех существующих окажутся дороги и уязвимы в случае войны. Империя ведь не владеет даже крохотным островком на этом пути, чтобы поправить оснастку, запастись водой и припасами. А союзники — дело неверное.
Ясютин подумал, что две любви Воронцова — Англия и Россия вполне сосуществовали в Виктории. Потому что там говорили хоть и на измененном, но русском языке и потому, что царили порядки близкие английским. На это в свое время Ясютин пытался давить. Но тщетно. Конечно, дипломату, вовлеченному в дела всей Европы (а значит и всего мира), спорные американские колонии казались мелочью, которую он спокойно разменял бы на добрые отношения с Англией. Однако, даже при таком размене Воронцов не собирался продешевить. Только поэтому у Ясютина еще оставались шансы на успех и пространство для маневра. Ясютин решил, что темнить смысла нет:
— Даже Британия не смогла одолеть американские колонии, а между ними всего лишь Атлантический океан. До нас же от Петербурга кроме океана лежит огромная Сибирь. Туда невозможно перебросить достаточно войск, тем более снабжать их. Это первое. Второе. Империя могла бы заручиться поддержкой туземцев, как это делала Британия в Индии. Но и тут незадача. Промышленные Шелехова и камчатские казаки испортили отношения с кем только могли. Чукчи, коряки, алеуты, конягмиуты, тлинкиты — все натерпелись от них. С другой стороны, мы заключили со многими племенами выгодные договора и не нарушаем мир.
Он, разумеется не сказал всего. Туземцы на Оаху являлись союзниками Виктории лишь постольку, поскольку колонисты помогали им отбиться от других туземных князьков. Но они запросто променяют одних европейцев на других, если те предложат большую помощь. Не сказал он и много чего ещё.
Разговор вновь закончился без результата. Но капля камень долбит, не так ли?
Глава 9
Эскимальт
Когда Гриша впервые появился в Виктории, чтобы поступить в Университет, его некоторое время принимали за англичанина. По калифорнийской моде он носил бледно-желтоватые нанковые штаны, рубаху из тонкой бумажной ткани и соломенную шляпу — в подобном одеянии любили ходить английские моряки. Здесь
Оба его деда и обе бабки были русскими крестьянами, которых повелением Сената отправили на Камчатку поднимать хлебопашество. Отец и мать родились уже в дороге, которая заняла у насельников много лет. Вместе со взрослыми они вынесли все тяготы пути из бедных центральных губерний на самую дальнюю границу Империи. Но на краю земли, как оказалось, их путь не закончился. Однажды с Камчатки людей неожиданно забрал корабль легендарного Ивана Американца и переправил всех в Калифорнию, в Лунную Долину или Соному на местном наречии. Земли там было вдосталь, местные индейцы оказались на редкость мирными, а Старая компания выделила каждой семье всё нужно для жизни. Дело сразу пошло в гору. Цены на зерно тогда стояли высокие. И покупали его много. Но Николай Степанович — дед по отцовской линии быстро смекнул, что сказка может в любой момент закончиться, а человеку без учения в этой жизни придется туго. Поэтому (раз уж деньги шальные завелись) всем пятерым сыновьям и двум дочерям своим он нанял учителя, чтобы письму и счету обучил, а старшего — Михаила (отца Гриши) со временем устроил в Аграрный институт (тогда он назывался сельхоз лабораторией).
Михаил Николаевич пользу знаний оценил хотя бы потому, что будучи совсем ещё молодым, без изнурительного крестьянского труда от зари до зари, обзавелся домом в Сосалито и женился на первой в их Каменке красавице.
Так и вышло, что Гриша впитывал науку с младых ногтей. Помимо школы он занимался дополнительно с частными учителями (что самому Грише казалось не менее изнурительным, чем уход за дедовской скотиной и полями), а когда дело подошло к выбору дальнейшего пути, отец предложил отправиться в столицу и выбирать между Университетом Виктории и Техническим институтом Эскимальта. Два других столичных училища Морское и Коммерческое им были отвергнуты. Первое по причине непригодности Гриши к морскому делу, а второе отец посчитал пустой тратой сил.
«Коммерческой жилке никто тебя не научит, — говорил он. — Это в крови должно быть. С рождения. А вот науки хочешь не хочешь вдолбят так, что не забудешь».
Четыре года в учебы в Университете и жизни в Виктории перевернули мир молодого человека с ног на голову. Двенадцати лет от роду он вдруг обрел небывалую свободу. Кампус, как называли его на европейский лад, собрал лучших подростков побережья. И не только парней, но и девушек. Все они умели не только учиться, но и развлекаться. А в Виктории было где развлечься. И этот опыт стал не менее важным для Гриши, чем науки.
Всему на свете, однако,приходит конец, в том числе и беззаботной свободе.
Его день теперь начинался с рассветом, а заканчивался после заката. Ему пришлось работать без продыху. Несмотря на свой возраст и старые раны, Алексей Петрович Тропинин проявлял необычайную активность. Его интересы простирались от острова Эроманга, что недалеко от Австралии до Форта Восточного на Зеленой реке последи дальних пустошей Америки, от поисков пропавшей экспедиции Лаперуза до разборок между российскими пушными компаниями в северных пределах Аляски. Интересовала его и европейская политика, дела в Индии и Китае. Проклиная всякий раз медлительность сообщений он перечитывал доставленные через Кантон европейские газеты, или выпрошенные у бостонских моряков газеты американские. Некоторые заметки переводил и отправлял в местную газету «Виктория».