Хозяева Земли
Шрифт:
– А каблук – это мысль, – иногда говорю сама с собой, с умным–то человеком, что не пообщаться?
Под платьями полочки с обувью. Если одежда в нормальном состоянии, не вся, но добрая половина, то с обувью беда. И пахнет от нее не очень. Жена барона была моих габаритов, подозреваю, что немного ниже ростом, но в остальном…
– Помнит? – раздается низенький голосок. Будто карлик сказал.
У меня сердце ахает. Замерла, отшатнулась. Голос с конца гардероба раздался. Как раз за последним платьем. Стоит
– Ты кто? – неуверенно спрашиваю.
– И не боится ведь. А помнит. А не должна. А помнит, – голос будто сам с собой говорит.
Быстро перестраиваюсь. Самообладание возвращается. Частые стрессы – хорошая тренировка.
– Помню, помню, – рычу. – Выходи уже, домовой. Я на уродцев насмотрелась, не удивишь.
– Альбус говорит, – произносит ровным голосом. – Хочет увидеть, пусть смотрит. А помнит, а не должна.
Сглатываю. Из–за платья говорит. Но где там спрячешься? У меня вариантов не много. Узнать, что за деятель пугает. Или больше тут не появляться, страх он, как снежный ком, нарастает со временем на тот же повод. А платьев я лишится не могу!
Подходу к последнему наряду. Бальное, пышное платье, самое, на мой взгляд, представительное. Как раз к королю на поклон. Дрожащая рука тянется к нему, дыхание замерло, сердце выстукивает бешеным ритмом.
Отодвигаю!
Стена из досок.
– Э–эй? – выдаю со страхом и одновременным разочарованием.
– Да здесь я, – раздается сверху. Мороз по коже пробежал. Голову поднимаю медленно. Смотрят на меня два красных глаза, узенькие такие щелочки. Сантиметрах в двадцати от моего носа. И ничего больше нет. Будто невидимка. Давлю визг.
Моргнуло! Глазенки закрылись, открылись.
– Видит, а не должна, – раздается оттуда, где рот по идее должен быть, а не потолок.
– Вижу, – хриплю. – Альбус, ты что за чудо невиданное?
Голос мой дрожит предательски.
– Видит, а не должна, помнит, а не должна. Альбус ушел считать.
Легкий хлопок, марево серое возникло и тут же растворилось в воздухе. А я запах табачный почувствовала. Минуту стояла, боялась пошевелиться даже.
Вздрогнула от голоса Миры.
– Хозяйка, там рыцарь к нам пожаловал! Скорее! Вам бы волосы расчесать и платье краше одеть!
– Какой рыцарь?! – Вымученно отвечаю, со лба холодный пот вытираю.
– Да какая разница! Рыцарь! Хозяюшка, ну скорее. Варлам его в столовую пустил. А он вас требует! Нельзя заставлять ждать рыцаря! Он такой… такой красивый!
В подтверждение ее слов конское ржание раздалось. Явно не нашей хриплой клячи.
Мира чуть ли не силой меня хватает к трельяжу ведет с зашарпанным зеркалом, которое, похоже, ни одну мировую войну пережило.
Ее суета и мне стала передаваться. Слышу отдаленный бас, доносящийся с первого этажа. Рыцарь старушке Маргарите что–то рассказывает. У меня
– Ой, хозяюшка, что с прической сделать?! – Ужаснулась Мира.
– Да расплети косички, волнами тоже нормально, – предлагаю. Я брюнетка еще та, волосы у меня блестящие, сестра всегда завидовала, хоть и блондинка.
Стала косы мне расплетать.
– Ой, ой, паутина в волосах! – Взвизгнула та, выронив гребень.
– Да снимай уже! – Рычу.
– А если паук, я их до смерти…
– Ты настоящих пауков не видела! А я их величиной с корову на Поляне расстреливала! – Выпалила. Как же не похвастать!
Повернулась к Мире. А та рот открыла, глаза по пять копеек. Белеет девка…
– Эй, я вменяемая, ты поняла? Ау? Прием?
В комнату вбежала Серафима с явными претензиями.
– А ну девка стол накрывать! – Рявкнула на дочку. – Хозяюшка, давай корсет уже заплетем, негоже рыцаря ждать заставлять.
Мира, пребывая в прострации, пулей вылетела из комнаты. Серафима без зазрения совести стянула с меня легкое платье, оставив в одних панталонах. Посмотрела оценивающе. Я невольно прикрылась.
Корсет стала выбирать из сундука, прям на пол все разбросала.
Одела, зашнуровала ловко. Живот сдавила, грудь. У меня сразу два шарика у самой шеи образовались. Да такие большие. Смотрюсь в зеркало… Парижская проститутка! Мамочки!
По столу щелкнула коробка. Серафима ее принесла, из подола вынула.
– Пыльца разная, глаза подкрасить, – пояснила. – Ее немного, обычно я для баронессы покойной собирала. Ягодный налет дольше держится, есть и черничные тени. А вот с синими беда, цветов не нашла.
– Я совсем страшная? – Это сарказм. Если подкраситься, стану проституткой на два уровня выше… тверской.
– Что ты, хозяюшка! Но рыцарь же! Ты должна лучшее впечатление произвести! Так! Платье!
И понеслась в гардероб.
– Альбус, Альбус, не кусай, – приговаривает и платье мне выбирает.
– А ты тоже его видела? – Спрашиваю деловито.
Слышу, что Серафима замерла.
– Кто тебе про него сказал? – Хрипло отозвалась из гардероба.
– Так видела ж, – ответила без тени насмешки.
Гардероб пронзил визг. Едва ли пыль там не поднялась. Серафима выскочила из помещения, к двери, не оглядываясь и дальше.
Сижу и понять не могу, в чем собственно дело?
Ощущаю вибрацию. Коробка на трельяже начинает подскакивать. Что–то приближается! Пол в коридоре будто молотом разбивается. Вскакиваю. Сердце бьется, как у зайца.
– Баронесса! – Рев на весь дом, а то и на всю деревню.
Двойная дверь разлетается в стороны, хоть и была приоткрыта. Одна дверь слетает с петель и падает с грохотом, другая бьется о стену. Висящий на стене светильник падает и разбивается вдребезги.