Хозяин берега
Шрифт:
— А потом?
— Мы с дочкой остались в машине, а он побежал наверх, на второй этаж. Стал бить ногами в дверь и орать: «Где Бураков? Где Цаххан Алиев? Сейчас они у меня узнают, как брать деньги и сжигать лодки!..» Его еле оттуда выкинули.
— Кто? Помните?
— Дежурный…
— И что Баларгимов?
— Метался, как бешеный! Готов был любого разорвать, уничтожить.
— Кому-нибудь ещё грозил?
— Мазуту. «Это его работа! Его и Цаххана!»
— А дальше?
— У детского сада, на углу, остановил —
— Что-нибудь говорил, когда уезжал?
— Да. Мне, говорит, надо ещё сказать кое-кому пару слов…
— У него было что-нибудь с собой в машине? Ружьё, нож?
— Ракетница. Он всегда её с собой возит. И канистра с бензином… Она словно задним часом ощутила предвестие недалёкого уже преступления. Что-то меня всю трясёт!
— Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?
— Минут двадцать.
— Вас допрашивали на следствии?
— Нет.
— А вы связывали поджог с угрозами Баларгимова? Она взглянула мне в глаза.
— Связывала. Но старалась не думать. У меня дочь!
— Гусейн не звонил? — в первую очередь спросил я Гезель. Мне крайне необходим был следователь: один я ничего не успевал.
— Я сама ему позвонила. Отвечала соседка. Гусейн на больничном, поехал на три дня к отцу, в деревню, «нервы лечить»… Не связался ни с вами, ни со мной.
— Очень странно.
— Слышали, Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.
— Я ничего об этом не знаю.
— Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.
— Кулиевы знают, что мы послали телеграммы об отсрочке исполнения приговора?
— Знают! Для них это — такая радость, Игорь Николаевич! Такое счастье! — Она выглянула в окно. — Вон они, кстати…
— Ваша фамилия — Кулиев, а его — Баларгимов. Вы не родные братья? спросил я.
Человек, сидевший передо мной, был отнюдь не старый, но успевший махнуть на всё рукой, — с шелушащейся старческой кожей, пучками седых волос в ушах, в мятом, изношенном донельзя, пыльном костюме.
— Родные. Просто ему дали фамилию по имени нашего отца Баларгима-Кули-оглы, а мне досталось имя деда…
— Какие у вас взаимоотношения с Баларгимовым?
— Фактически он давно уже отобрал у меня сына. Но мы — братья! Этим всё сказано. У нас общие родственники. От этого никуда не денешься. Вера знает… — Он кивнул на несовершеннолетнюю сноху.
Сидящая рядом жена Умара Кулиева громко хрустнула пальцами. У неё было странное представление об этикете официальных визитов. В прокуратуру она надела самое короткое платье и максимально оголила верх.
— Вы общались с сыном до его ареста? — спросил я. Он поднял водянистые глаза, развёл руками.
— Почти нет. Садык поссорил меня с Умаром, потому что я оставил его мать. Взял другую женщину. У нас такое не прощают. Любовниц —
— Давно живёте отдельно?
— Я ушёл, когда Умару было четырнадцать.
— У вас ещё дети?
— Четверо. Младшим было: одиннадцать, девять и пять… Я помогал, как мог. Но в чём-то, конечно, они были ущемлены. Садык этим воспользовался. Как только я ушёл из семьи, брат сразу начал настраивать сына против меня. Он стал брать его в море, готовить к браконьерским делам…
— Вы предостерегали брата?
— Когда я потребовал, чтобы он оставил парня в покое, его сыновья избили меня. Я месяц провалялся в больнице. Вера знает.
Он снова показал на сноху, которая опять сделала вид, словно ничего не слышит.
«Затруднённость общения — первый симптом отсутствия воспитания…» Я не решался обращаться к ней с вопросами, чтобы не смутить.
— Садык полностью вытеснил меня из семьи. Он давал деньги моей бывшей жене. Я не мог им особенно помочь. Я работаю в вечерней школе. В Красноводске. Преподаю химию. Из моих братьев я один получил образование, и никто из них мне этого не простил.
— Кто ваша нынешняя жена?
— Она тоже учительница. Из Молдавии. Из Бельцы… Она хотела, чтоб Умар чаще бывал у нас, но он так ни разу и не приехал. Он ходил в море с моими племянниками.
— Как вы узнали об этом?
— Я приезжал из Красноводска. Мы встречались. Он рассказывал обо всём. Умар ещё пацаном получал от дяди от пятисот до тысячи рублей в месяц. Он гордился этим! Пацан, а у него уже две машины! «Жигули» записаны были на двоюродного брата, «Москвич» — на тётку! Я уже старик — но у меня ни одной машины… Добром, конечно, это не могло кончиться! Потом Садык назначил его рулевым. Фактически сделал заместителем.
— Когда вы узнали о поджоге рыбинспекции?
— На другой день. Вера приехала ко мне, сказала, что брат спьяна сжёг контору рыбнадзора и обрабатывает Умара, чтобы он взял всё на себя…
— Вы говорили с сыном?
— В тот же день. Я приехал к нему вместе с Верой. Я просил его не делать этого. Не верить никому!
— Что он?
— Сказал, чтобы я не вмешивался, потому что могу всё испортить.
— А почему Баларгимов сам не решился пойти с повинной? Как ваш сын это объяснил?
— Садык много раз судим. Ему могли дать суровое наказание. Наш старший брат — Сулеиман — тоже просил Умара взять всё на себя. И ещё один человек. Когда я приехал, они втроём как раз сидели в ресторане.
— В «Сахиле»?
— Да. На берегу.
— Умар, Баларгимов… А кто третий? Он помялся.
— Агаев, начальник милиции…
Сила, стоящая за браконьерской мафией, не могла отправить на скамью подсудимых шефа лодок, который знал всю её подноготную.
— Агаев сказал, что сделает всё, чтобы Умару дали три года как за неосторожное убийство… и поверил.