Хозяин моих желаний
Шрифт:
– Нет. – Раду слёту и категорично отказывается куда-либо ехать. Продолжает расслабленно курить на балконе и даже головы в мою сторону повернуть не изволит.
Надо же, цаца какая. Обиделся вчера, что ли? Это на правду-то?!
Но мне слишком холодно, чтобы настаивать и спорить.
Ладно, нет так нет. Подумаю ещё.
Ни перед кем не унижалась и начинать не буду.
С детства когда меня что-то не устраивало, выручал самый примитивный бойкот. Прислуга, вышколенная абсолютным игнором и наверняка втайне такому положению радуясь, соваться лишний раз ко мне не рисковала. Поэтому
Раду на мой бойкот, похоже, болт положил.
За сухим сообщением о том, что продукты на кухне, от него в мою сторону не следует больше никаких телодвижений. Продукты, кстати, чисто мужские: утка, баранина, лосось. И всё сырое. И ничего из этого я не умею готовить.
Ладно... Подумаешь, ещё один разгрузочный день.
Переживу.
Второй день без интернета. Вот это реально расшатывает. С горестным вздохом очищаю банан, развлекая себя думами о жизни.
Студенческие годы помню смутно. Приходилось совмещать лекции, семинары, зачёты с вечной гонкой в инстаграме и при этом поддерживать имидж заядлой тусовщицы. Поставленные цели прогибались под моим напором штабелями. С той же целеустремлённостью присмотрела себе пару.
Двадцать один – тот возраст когда девственность заставляет задумываться о знакомстве с интимной стороной отношений. Разумеется, о том, чтобы допустить к телу первого встречного не могло быть и речи. В клубах часто клеились горячие, смазливые ребята, но кому нужен зависимый от папиной кредитки бесперспективняк? Точно не единственной дочери Ярого.
Довольствоваться кем-то посредственным мне не улыбалось. А вот Метлицкий – хваткий внук нашего мэра и самый завидный холостяк по версии всех представительниц женского пола, возрастом от восьми до восьмидесяти, на роль моего бойфренда подошёл идеально. Впрочем, Антон ещё год кружил в уверенности, что именно он добивается моей благосклонности и никак не наоборот.
Первый секс стал моим первым серьёзным разочарованием. Потом отец назначил меня главой юридического отдела. И удовольствия от взрослой жизни стало ещё меньше. Сотрудники поглядывали на меня с хорошо скрытым снисхождением, молча подсовывали на подпись бумажки, а все серьёзные вопросы, минуя меня, направлялись напрямик к отцу. Возможности себя проявить за пару отработанных месяцев мне так и не представилось. Теперь уже не факт, что представится.
С такими горестными мыслями встречаю закат.
Желудок сводит от голода. Голова, распухшая от безысходности, не варит. Мне элементарно нечем себя занять.
Как и утром моё появление на кухне не вызывает у Раду особой реакции: ни хорошей, ни плохой. Приходится изобразить на лице вселенское равнодушие и встать у окна – так, чтобы хлопочущий у плиты деспот цеплял меня хотя бы краем глаза.
– Выдай мне какую-нибудь книгу. В твоей компании со скуки свихнуться можно.
– Обойдёшься.
Его невозмутимость раздражает до зубного скрежета. Напоминаю себе о решении не кипятиться, но темперамент так и норовит спалить к чертям моё таким трудом натянутое спокойствие.
– Почему?
Голос не дрогнул, уже на том спасибо.
Раду елозит
– Предполагается, что я твоё единственное развлечение.
– Что-то у тебя хреново развлекать получается. – Я так устала от бесконечного напряжения, что даже бровью не веду.
Раду, впрочем, тоже. В смысле ни в какую не хочет вести себя так, как надо мне.
– Разумеется. Это обоюдный процесс.
С замиранием сердца смотрю, как он достаёт из духовки противень с глиняными горшочками. Свинина, картофель, грибы... На ночь глядя... Фу, кошмар.
Но ох, какая поганая улыбка играет на его губах, когда он садится за стол и блаженно втягивает носом запах жаркого... Синхронно вдыхаю тоже.
Как же пахнет... Чтоб его...
Жмурится, змея подколодная. Вкусно ему. Нарочно оставил второй горшочек на плите. Нет бы настоять, как вчера. Я б, так тому и быть, не отказалась.
Убедившись, что приглашения не последует, обслуживаю себя сама.
Ужин протекает на удивление гладко. Раду настолько учтив, что предлагает попробовать разносолы, но получив в ответ презрительный взгляд никак его не комментирует. Так и сидим: он без смущения смотрит на меня, я – на него. Жую и успокаиваю себя тем, что силы мне ещё ой как понадобятся, а от порции восхитительного жаркого фигуре ничего не грозит.
– Я готовил, ты моешь посуду, – огорошивает меня Раду, стоит отложить в сторону вилку.
Повинуюсь молча. Правда надолго кротости всё равно не хватает.
– Ну и как я её помою?! Где перчатки?
– Как тысячи женщин в стране – руками. Максимум могу варежки дать.
Он ещё издевается, чёрт небритый. Но как показала практика спорить бессмысленно.
Промываю жирную посуду, тщательно следя за тем, чтоб ни одного матерного слова из всех, крутящихся на языке, не прорвалось наружу. Показное равнодушие даётся с трудом. Да и откуда взяться безразличию, если он меня невыносимо бесит?!
Намеренно тяну время, с горечью осознавая, что за окном стемнело, а вытянуть следующую карту я морально всё ещё не готова. Нервы звенят как струны, но праздный вопрос всё равно застаёт меня врасплох.
– Ну что, хозяюшка, пора. Пойдём в гостиную? – Он, гад, ещё стебётся. Ухмылкой порочной на всё лицо расплывается. – Тебе налить чего-нибудь для храбрости?
– Ага, прояви человечность – плесни сразу яду? – Вырубив кран, упираюсь ладонями в столешницу. Держу голову опущенной, чтобы не показать прикушенную в ярости губу.
– Не утрируй. – Беспечно фыркает Раду. – Я вчера увлёкся. Такого больше не повторится.
Хоть бы энтузиазм потрудился из голоса убрать, потому что на сожаление это ну ни капли не тянет.
В гостиной он обходит стол о чём-то раздумывая и приваливается плечом к выступу камина. Смотрит на меня... странно. Очень внимательно, азартно, с каким-то нервирующим нетерпением. Весьма похожим на предвкушение. Хотя, почему нет? Наверняка оно и есть. Ситуация – мечта садиста.
– Приступай. – Указывает кивком головы на карты и взглядом каждое движение ловит, на миг не отпускает. Следит за реакцией, будто собрался на прочность проверить, прекрасно понимая, что за тотальный ад внутри меня творится.