Хозяин небесных гор
Шрифт:
– Кто его знает, спробуем. – И дед полез на полати.
В пятницу вечером Евгений приехал с лесозаготовок. Его отпустили на охоту без всяких сроков – лишь бы привёз мяса. Бригада лесорубов жила на одном хлебе и картошке: машина из города с продовольствием где-то задержалась.
Утром дед снял с гвоздя и надел свою старую казачью фуражку с жёлтым околышем времён первой империалистической войны и вышел на крыльцо.
«Неужели опять собакам поверит?» – с тревогой думал Евгений.
Но Иван Андреевич вернулся бодрым и стал одеваться, коротко
– Собирайся, паря!
Через час были уже далеко от дома. Тропа в горах всё время поднималась, виляя в зарослях елей, берёз и осины. Первый морозец «ошпарил» траву, она полегла и ломко хрустела под ногами коней.
Чёрный тетерев с шумом взлетел прямо из-под носа собак и взгромоздился на вершину ели. Он вытягивал шею, заглядывая вниз. После выстрела Евгения тетерев комом упал, пересчитывая ветки.
– К фарту, однако, – одобрил старик и строго добавил: – А словцо-то береги, зря не расходуй по-пустому.
– Что? – не понял Евгений.
– Слово-то береги!
– А, да, конечно, Иван Андреевич! – вспомнил Евгений о своей шутке. Сказать деду правду – не поверит, крепко обидится и вернётся домой.
К вечеру приехали к трём огромным елям, росшим от одного корня. Им было лет по триста, а то и по четыреста. Большое дупло у корней одной из них было кладовой деда. Не один десяток лет он прятал здесь на охоте продовольствие и припасы. Дупло было плотно прикрыто трёхпудовым камнем с выпуклым боком. Этой выпуклостью камень плотно входил в дупло и запирал его, как дверью.
Камень отвалили. В сухом дупле лежали спички, котелок, топор, чашки и другое таборное имущество. Только теперь Евгений понял, почему дед ничего этого не взял с собой из дома. Развели костёр и стали варить тетерева на ужин, почти всё время молча, без лишних слов. Чёрное небо сверкало бесчисленными крапинками звёзд. Луна взойдёт около одиннадцати, был ещё запас времени, и охотники, поужинав, легли отдохнуть: безлунный, тёмный вечер хорош для кабанов, но совершенно непригоден для охоты на них. Под монотонный лошадиный хруст овсом и крики лесной совы Евгений задремал...
– Айда, паря! – разбудил дед.
Луна только что поднялась из-за гребня горы и ярко осветила южный склон, на котором виднелись даже отдельные камни, зато северный склон весь утопал в непроглядной тьме.
Не торопясь, ведя коней в поводу, охотники пошли тропкой по дну ущелья. Собаки рыскали в стороне, вдруг совсем близко залаяли из ельника на северном склоне.
– Вяжи коней, а сам сверху валяй! – скомандовал старик. – А я тут перехвачу в случае чего. – И он показал на дно ущелья.
Евгений быстро привязал лошадей и стал взбираться по крутому склону среди елей, чернеющих в темноте. Лай доносился из одного места. Значит, кабан не убежал. Весь мокрый, с шапкой в руках, задыхаясь до хрипоты, Евгений поднялся выше собачьего лая и остановился, чтобы сбить дыхание. Кабан не слышал его шагов, занятый собаками. И тогда, передохнув, Евгений осторожно начал спускаться.
На поляне, залитой лунным
Евгений стал осторожно подбираться к ели. Когда он вышел на свет луны, собаки увидели его и сразу осмелели. Бобка с лаем бросился прямо под еловую гущу. Кабан выбежал на поляну и кинулся вниз, увлекая за собой собак. Он давно заметил человека и с удивительной точностью побежал, закрываясь елью и оставаясь вне выстрела. Пока Евгений отбежал в сторону, кабан скрылся. Не прошло и минуты, как оглушительный выстрел прокатился по горам, и всё стихло.
«Что если дед промахнулся и кабан свалил его?» – тревожно думал Евгений, сбегая вниз. Но дед, ярко освещённый луной, сидел на туше убитого наповал кабана, прикладом отгоняя собак. Старый охотник правильно определил, куда побежит зверь. А промахов он ещё не знал, несмотря на свои семьдесят лет.
– Сподобил господь. Давно этаких агромадных стрелять не приводилось!
Дед спустился к ручью, умылся и гребешком расчесал усы и бороду.
Погрузить тяжёлого кабана было не просто. Лошадь храпела, пятилась, и подвести её к туше зверя оказалось невозможно. Евгений с одной стороны, дед – с другой, тянули упрямое животное, громко кричали и понукали, но лошадь была сильнее.
В изнеможении Евгений сел передохнуть на тёплую тушу зверя.
– Ишь, язви её! – ворчал дед, садясь рядом. – Умаяла, варначка, однако, начисто!
Отдохнув, Евгений снова подошёл к лошади. Она вся напряглась, захрапела и прижала уши. Карие глаза, сверкавшие отсветами луны, казались злыми. Евгений ласково стал уговаривать её тихим голосом, всё время поглаживая. И странное дело: лошадь тяжело вздохнула, вся сразу как-то расслабла и позволила подвести себя к кабану.
Старик с удивлением смотрел на Евгения и на лошадь, сразу ставшую послушной.
– А что, паря, надысь одно словцо спользовал, а теперь второе срасходовал, однако?
– Нет, Иван Андреевич, то всё первое слово действует, а другие ещё в запасе! – бойко соврал Евгений, не моргнув глазом.
– Смотри-ко сила в нём какая! – удивился старик.
Поднять кабанью тушу на лошадь двоим оказалось не под силу. Тогда завели коня в узкую, глубокую промоину, как в коридор, и привязали. Кабана волоком стянули к промоине и верёвкой заволокли на лошадь.
Всю ночь охотники шли по тропе к станице и вели лошадь. Собаки бежали сзади. Луна поднялась высоко, и на тропе была видна каждая былинка. В горах то и дело раздавался рёв маралов. Где-то там, в глубине ельников, дрались рогачи из-за самок. Усталости охотники не чувствовали. Удача подняла настроение. Но под утро лошадь стала то и дело спотыкаться: многопудовая туша зверя надавила ей спину. Евгений повёл лошадь под уздцы.