Хозяин Океана
Шрифт:
Похоже, что начиналась вторая часть игры. Пикты, пользуясь своим преимуществом в числе, пошли в решительную атаку, задумав просеять степь, как муку сквозь сито. От опушки леса долетели слова какого-то приказа. Ответом на него был клич, кой издали сотни полторы или две глоток, а затем вся трава там пришла в движение — туземцы двинулись в сторону скал по обоим берегам ручья.
«Если между лесом и скалами где-то пять, если напрямик, или семь, если по течению, скадиев, то на каждые три локтя придется по воину», — быстро сосчитал Евсевий. Положение его становилось незавидным, но спускаться вниз он еще не собирался: прежде чем отступать, надо было убедиться, нет ли встречной облавы. Кто знает, сколько пиктов успели обогнать его и уйти вперед?
Но
Немного успокоившись, Евсевий занялся планом собственного спасения, когда и в без того суматошное действо вмешался непредвиденный персонаж.
Хотя большая деревня, а возможно, и не одна, располагалась совсем рядом, пуща оставалась диким краем, и ее исконные обитатели не считали противоестественным бродить там, где им вздумается. Разумеется, осторожные хищники прятались сейчас где-то в дебрях, дожидаясь ночи, но мирные травоядные, пользуясь отсутствием врагов, совершали прогулки в поисках пищи. Сухая и высокая жесткая трава степи не могла прельстить крупных животных, и они, не умея предвидеть, какие странные события произойдут в этом месте и в это время, предпочли остановиться для отдыха близ кромки леса, в кустарнике, где было много сочных листьев, за которыми не приходилось слишком тянуться.
На одного из таковых и налетели разгоряченные охотой на человека пикты. Евсевий без сомнения отнес его к травоядным, но вот назвать сего зверя мирным было бы скоропалительно!
Из кустов близ ручья, где было небольшое болотце, полное замечательной жирной грязи, поднялась черно-коричневая широкая спина, заросшая густой длинной шерстью, восхитительно измазанной, так что иная свинья позавидовала бы. Сначала Евсевий подумал, что это кабан, но последующие события заставили его переменить мнение: уж чересчур велик был этот кабан. Мало того, когда «кабан» поднял голову, аквилонец не обнаружил ни хитрого свиного рыльца с любопытным пятачком, ни двух внушительных белых клыков, ни маленьких блестящих умных глазок. На мир из-под копны свалявшихся волос взирало нечто бесформенное, с довольно длинными вислыми ушами, более всего напоминающими коровьи, с толстыми, как у бочки, мощными боками и каким-то уродливым наростом на том месте, где должно было располагаться рыло. Чудище отряхнулось, взмахнуло тонким смешным хвостиком и, с неожиданной быстротой и проворством перебирая толстыми трехпалыми ногами, припустило прямо сквозь траву, легко преодолевая канавки и густые переплетения ветвей кустарника. Глаза зверя — маленькие, подслеповатые, близко посаженные — были мутны от ярости. Казалось, могучий зверь не видит ничего, что находится от него дальше двадцати локтей. Тяжелая и удивительно подвижная тварь виделась гораздо более опасной, чем даже разъяренный секач. Когда зверь повернулся к нему боком, на миг замерев, чтобы принюхаться, Евсевий наконец понял, что за нарост украшает морду диковинного создания: это был рог — толстый, немного загнутый к низкому покатому лбу бестии. В приоткрытой широкой пасти Евсевий разглядел клыки, ничуть не уступающие кабаньим.
Зверь повернул морду, и Евсевию показалось, что этот преисполненный ярости и первобытной злобы взгляд устремлен прямо на него. Трепет, ужас и восторг овладели им одновременно! По спине пробежал мороз, хотя аквилонец знал, что зверь не может его видеть. Как безобразно, бесформенно, грязно и в то же время гармонично, рельефно и первозданно прекрасно было это крепко слаженное природой из прочных костей, тугих мышц и жесткого панциря тело на фоне желтой шелестящей травы! Какие мысли бились в этом маленьком, пылающем во гневе
Боязнь и восторженное любопытство ученого боролись ныне в душе Евсевия: он узнал чудовище, хотя ни разу не видел его допреж! Это был тургарт — сильное, свирепое и почти неуязвимое травоядное. Даже слоны опасались встречи с ним! Евсевий слышал рассказы охотников из Черных Королевств об облавах на тургарта, и каждый раз, даже если предприятие заканчивалось успешно, перечисление убитых и покалеченных зверем загонщиков занимало добрую половину повествования.
Теперь это диво южных степей явилось пред очи Евсевия. От Черных Королевств пущу отделяло изрядное расстояние, а зверь никак не походил на мираж! Задрав голову, он издал громкий звук, представлявший собою смесь голоса грубы и рычания, а затем, заприметив, наконец, возмутителей своего послеобеденного отдыха, быстрой рысцой устремился в погоню.
Удивило Евсевия даже не то, что диковинное животное оказалось жителем пущи — это как раз и не было удивительным: тайны пущи, судя по рассказам Конана, представлялись неисчерпаемыми. Поразило ученого то, что зверь оказался покрытым густой длинной и теплой шерстью, тогда как южные тургарты были голы, и лишь редкий жесткий волос пробивался сквозь их ороговевшую кожу.
Увлеченные поисками врага пикты не сразу заметили, кого они разбудили и рассердили своим множественным присутствием и охотничьим гвалтом. А когда заметили, уловив сотрясение почвы от рыси четырех тумбообразных ног, поддерживающих тушу в пять тысяч фунтов весом, и услышав треск ломающихся ветвей и тревожный хлесткий шелест травы, было уже поздно. Как ни быстроноги были пиктские охотники, а убежать от тургарта смог бы разве только всадник на резвой лошади.
«Рихо! Рихо!» — понеслось над степью, и в крике этом звучал ужас. Конечно, пикты тоже иной раз охотились на тургарта, но такая охота требовала специальной тактики, тяжелых копий и крепчайших сетей. Повстречать «Рихо» внезапно среди зарослей или в степи было равносильно верной смерти: ни стрела, ни копье, ни меч не спасали человека в бесполезном поединке. Животное было надежно защищено творцом от людских ухищрений, и единственная надежда на спасение заключалась в том, что тургарт из многих возможных целей для преследования выберет не тебя.
Дальние от тургарта пикты в замешательстве приостановили свое продвижение к скалам, а ближайшие попросту бросились врассыпную, то и дело оглядываясь, пытаясь сообразить, не их ли выбрал в жертву страшный зверь.
Трубя, рыча и похрюкивая, помахивая веревочным хвостиком, черно-коричневый зверь, потряхивая шерстью, разбрасывая брызги и комки грязи, наклонив упрямую голову с выставленным вперед рогом, преследовал теперь высокого, крепко сложенного юношу с овальным тростниковым щитом, ярко разрисованным, и длинным легким копьем. Несмотря на кажущуюся неторопливость и тяжеловесность бега, тургарт догонял человека, и как бы тот ни пытался ускользнуть от зверя, делая прыжки, петли, резко меняя направление бега, расстояние между ними быстро сокращалось. Видел тургарт плохо, но, увидев раз, уже не упускал преследуемого: уши и нюх с лихвой восполняли ему недостаток зрения.
Когда между ними осталось локтей пятнадцать, пикт решил, что умереть в бою будет достойнее, да и смерть лицом к лицу не так страшна, чем если бы она настигла невидимо и нежданно со спины. Он с изяществом дикой кошки развернулся и попытался пронзить копьем глаз ринувшегося на него чудовища. Не тут-то было! Простым кивком головы тургарт отвел удар в сторону, копье скользнуло по скуле животного и сломалось о его крутое плечо. Тем временем ударил и сам тургарт, но не рогом, как ожидал Евсевий, а клыками нижней челюсти, подобно кабану, после чего, опрокинув человека, пробежался по упавшему телу. Аквилонец не успел понять, умер ли пикт от первого удара или тургарт добил его, растоптав, но никакой красивой и героической гибели не получилось: зверь расправился с вооруженным человеком так, как если бы имел дело с соломенным снопом, сиречь почти не заметив его.