Хозяин Стаи
Шрифт:
– Теперь нужно какое-то время ждать, чтобы тело перестроилось под него и обрело способность к изменению.
– И какое время?
– уточнила Занила. Ледь пожал плечами и заправил за ухо прядь выбившихся волос.
– Для каждого нового оборотня - свое. Обычно первое обращение происходит в течение месяца после инициации.
– Понятно. А как много времени от нее уже прошло?
– Занила таким образом решила хитро намекнуть, что не представляет, сколько часов она провела без сознания. Ледь обернулся на окно, словно ему необходимо
– Меньше суток, - Зан решила не уточнять, а Ледь вдруг продолжил.
– Я был в Годруме. Там до сих пор большая часть оборотней, а поместье почти пустое. Я виделся с отцом.
– И что он?
– Занила почувствовала, что, несмотря на все усилия, ее голос все ж прозвучал напряженно. А как иначе она могла реагировать на упоминание о Родославе?!
– Продолжает прибирать к рукам имущество Тайко-Сида. Добрался до кораблей, - принялся рассказывать Ледь.
– Совет правящих семей попытался возразить, но они слишком поздно спохватились: к тому моменту люди адмирала уже не представляли единой силы, а свои войска выставлять против нас аристократы не захотели. Это означало бы войну в городе, а они предпочитают закрывать глаза и делать вид, что это лишь передел сфер влияния между купцами. Думаю, скоро Годрум станет имуществом стаи!
– он усмехнулся и вдруг неожиданно добавил.
– Я рассказал ему о тебе.
– И что сказал твой отец?
– Занила почувствовала, как ее пальцы вцепляются в покрывало. Она стояла на самом краю обрыва, и даже пыталась по нему идти. Но она ни на секунду не забывала, что одного слова Родослава будет достаточно, чтобы она сорвалась вниз: ему нужно лишь рассказать своему сыну, как она на него напала, и Ледь убьет ее!
– Сказал, что рад, - голос оборотня ровный. Еще бы Заниле удалось понять, почему Родослав молчит, в какую игру он решил сыграть с ней на этот раз?! Голос Ледя ровный, но все же между ее вопросом и его ответом была небольшая заминка, заполненная всплеском силы, который она не могла не почувствовать. И эта заминка, и этот всплеск отразились в глазах Ледя, как еще более темная тень под, казалось бы, непроглядно-черной поверхностью.
– Ты врешь. Я чувствую, - неожиданно для самой себя произнесла Занила.
– Я теперь могу это чувствовать, ведь я больше не человек!
Оборотень усмехнулся, продемонстрировав два ряда ровных белых зубов. Занила могла бы поклясться, что он доволен. Может быть, не тем, что она раскрыла его ложь, а скорее просто ее новыми способностями.
– Он сказал, что всегда был уверен, что рано или поздно это случиться, - произнес Ледь, признавая ее правоту. На этот раз лжи Занила не почувствовала.
– Почему ты сразу не хотел мне этого говорить?
– Мне казалось, и, по-моему, я был прав, что тебе не слишком понравится это высказывание моего отца?
– оборотень внимательно смотрел ей глаза, словно ожидая ее реакции. По его лбу, выдавая напряжение, пролегла тонкая вертикальная складка, придавая ему очень взрослый и очень серьезный вид. И очень красивый... Занила поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться пальцами к его лбу, прогнать это выражение тревоги с его лица...
Она, и хочет прикоснуться к другому человеку?! Занила мысленно ругнулась, помянув
– Я просто слишком долго была рабыней, чтобы начинать кого-то снова называть Хозяином!
– резко проговорила Занила, словно этой резкостью наказывая саму себя.
– А теперь врешь ты! Я чую!
– Ледь усмехнулся и всем телом подался вперед, оперся на руки, наклоняясь ближе к Заниле. Его лицо теперь было в какой-нибудь паре тефахов от ее лица. Он улыбнулся, заглядывая ей в глаза. Может быть, он ждет, что она начнет спорить? Нет, она просто промолчит. Не врать, еще не значит говорить правду! Только ее, кажется, все меньше волнует этот разговор. И Родослав тоже. Он в Годруме, а это несколько фарсахов от поместья. Намного дальше, чем Ледь...
Занила на протяжении всего разговора чувствовала силу, исходящую от оборотня, и привыкание к этому ощущению никак не наступало. И сейчас вдруг она поняла, что с самого начала казалось ей не совсем правильным: то, что Ледь был в этой комнате, и при этом недостаточно близко от нее! Любое расстояние между ними было лишним! Она поймала себя на мысли, что хочет прикоснуться к его коже, почувствовать ее своей, прижаться к нему всем телом... Она вспомнила, как во время инициации его пальцы переплелись с ее, прижимая ее руку к столу. Темные Боги, она, кажется, готова была снова перенести всю ту боль ради одного его прикосновения!
– Тогда не задавай неудобных вопросов!
– заставила она себя произнести.
– Ты тоже!
– Ледь вдруг наклонился еще больше вперед, протянул руку и коснулся ею лица Занилы. Она хотела привычно отшатнуться, разрывая контакт, но расстояние между ними, очевидно, было стеной, которая в одно мгновение рухнула!.. Она тоже наклонилась вперед, щекой прижимаясь к ладони Ледя. Его кожа была такой теплой и гладкой, и мир вокруг наконец-то стал полным, словно сложилась сложная мозаика, и теперь все стало правильно, именно так, как было предначертано изначально! Кожа к коже, и сила, не только его, но и ее, как самая изысканная ласка. И только одна мысль в мозгу: мало! Нужно еще больше, еще ближе. Сводящее с ума желание почувствовать его кожу на своей, как можно ближе!
Занила зажмурила глаза. Нет, она недооценила себя: пусть оттесненная на задний план, но в ее сознании продолжала жить и другая мысль: это не ее желание! Не может быть ее! Что-то пошло не так!
– Что со мной происходит?
– проговорила она, не открывая глаз, словно, если она не будет смотреть на Ледя, ей будет легче справиться с собой. И еще она боялась двинуться, как будто поймала хрупкое равновесие. И пока она сохраняет его, нет, она не сможет отодвинуться, разрывая прикосновение, но ей удастся удержать себя и не рухнуть в его объятия!
– Тяга крови...
– Ледь произнес совсем тихо, но Занила была достаточно близко, чтобы расслышать.
– Что?
– Между новым оборотнем и высшим, который его обратил, устанавливается связь, основанная на единстве крови. Какой эффект это дало в твоем случае, ты чувствуешь...
– А ты ощущаешь то же?
– она спрашивала и боялась услышать ответ.
– Да, - словно едва уловимая грусть в тоне голоса, как попытка извинится.