Хозяин таёжного неба
Шрифт:
– Тогды не обессудь, - развёл руками Стышла.
– Добром не пожелаешь, силой принудим. Думашь, я не домыслил, чего ради ты сюда на ночь глядя пожаловал? Не иначе Старуха тебе про богатства прихороненные выболтала, вот ты и надумал в одиночку-то всё себе прибрать. Да уж не обессудь, не судьба тебе прибытком разжиться. Отберём мы у тебя всё, как есть отберём. Ну, сам посуди, на кой малому отроку богатство? Что ты с ним, неразума, делать будешь? Пряников медовых на рынке прикупишь? Портки себе новые, да наряды мамке своей? А мы... Мы имя с умом распорядимся.
Стёпке стало противно. Он Стышлу этого не так уж долго знал, но все же не ожидал от него подобной подлости. Вот ведь надо же, замыслил недоброе, мозгами пораскинул, дружков подговорил, приехал отрока грабить. Сволочь какая, а ещё гоблин.
– Ну, хоть немножко-то мне оставите?
– сказал он, стараясь сделать голос жалобным.
– А то пряников мне шибко охота.
– Живым останешься - того тебе и хватит, - жестко и равнодушно сказал Стышла, глядя на Стёпку уже как на покойника.
– Жизнь молодая, она любого пряника слаще.
Не оставят в живых, понял Стёпка. Они с самого начала задумали всё у меня отобрать, а потом прирезать. Им живые свидетели ни к чему.
– Да ведь не отпустите вы меня, - сказал он.
Вурдалак жутко ухмыльнулся, показав сломанный клык, почесал бороду, вытянул из ножен грубый, тронутый ржавчиной тесак.
– Малец-то умён не по годам, - прохрипел он.
– Верно ты, Стышла, рассудил, тайную ухоронку токмо такой и сподобен отыскать.
Стышла прищурился на Стёпку, обдумал что-то, кивнул:
– Чего таить, прав ты, малой. Но ты не бойся, помрёшь без муки. Душа твоя на небо легко улетит. За Старухой вослед.
– Ага, - кивнул в ответ и Стёпка.
– Вы меня не больно зарежете. Ну, спасибо вам за такую заботу. А то я уже испугаться успел.
Угадав в его ответе откровенную насмешку, Стышла зло оскалился, отчего лицо его, и без того малосимпатичное, сделалось и вовсе отталкивающим:
– А могём ведь и не сразу. Могём ведь и так содеять, что ты до вечера смертную муку терпеть будешь, криком изойдёшь. Кожу с живого снимем, - зашипел он, наклонясь, - глаза выдавим, персты поотрубаем!
Стёпка, хоть и крепко на себя надеялся, и то слегка испугался. Повеяло от сбросившего притворство гоблина чем-то по-настоящему жутким и беспредельным, почти людоедским. И подумалось, что, скорее всего, не впервые занимается эта угрюмая троица таким вот разбоем на дороге. Как пить дать имеются на их счету и ограбленные, и убитые, и замученные.
– Лучше зараз признавайся, что ты здеся отыскал. Говори немедля, нам ждать несподволь.
– Ладно, - сказал Стёпка.
– Ваша взяла. Покажу, что я здесь нашёл. Всё покажу. Только вы ведь мне не поверите.
– Ты покажь сначала, а мы уж сами обмозгуем, верить али не верить. Ежели энто руками пощупать можно, любой поверит.
– Боюсь, что щупать это руками вы и сами не захотите, - сказал Стёпка, глядя за спину Стышле. Там по буйному разноцветью луга неторопливо возвращался с водопоя дракон.
– Не захотите щупать,
Разбойники с ухмылками переглянулись, а вурдалак даже хохотнул. Наверное, им трудно было себе представить такое сокровище, которое они побоялись бы потрогать своими заскорузлыми ручищами.
У Дрэги хватило ума не налетать на нежданных гостей со всей дури, а аккуратно подойти почти вплотную и проделать это совершенно беззвучно. Разбойничьи лошади, как ни странно, не обратили на него никакого внимания, даже не покосились в его сторону. Привыкшие, видимо, встречать в тайге маленьких дракончиков, они решили, что и этот великан из той же оперы.
– Мы не из пужливых, - сказал Стышла, не догадываясь о приближающемся сюрпризе.
– Уж как-нибудь пощупаем. Показывай, что ты тута откопал. Где оно?
– Да вон, - показал Стёпка.
– За вашими спинами как раз стоит.
Все трое одновременно повернулись, хватаясь на всякий случай за оружие. Разбойная жизнь приучила их к тому, что в тайге за спинами обычно ничего хорошего не бывает. Так оно и вышло. Ничего хорошего для них там и не обнаружилось.
Стёпка не ожидал, что ласковый и безобидный (как ему представлялось) дракон может выглядеть столь устрашающе. Дрэга, каким-то образом догадавшись, что нежданные гости заявились не с самыми мирными намерениями, показал себя во всей своей боевой драконьей красе. Он вздыбил крылья, встопорщил чешую, отчего весь сделался похожим на ощетинившегося угловатого динозавра - куда только делась вкрадчивая плавность движений, - распахнул во всю ширь пасть с потрясающими клыками, и глаза его загорелись зелёным дьявольским огнём. Постояв так несколько долгих секунд, он изогнул шею, и от его жаркого выдоха трава перед разбойной троицей увяла, поникла и, моментально выгорев, разлетелась облачком невесомого пепла. И даже земля в том месте почернела и запеклась.
Разбойники онемели. Их можно было понять. Только что стояли все из себя непомерно крутые и всемогущие и вдруг в одно мгновение превратились чуть ли не в драконий завтрак, состоящий из первого, второго и третьего. Нависшая над их испуганными организмами чудовищная зубасто-шипастая зверюга, казалось, выбирала, с кого начать. Бедные душегубы не осмеливались даже рукой шевельнуть. Убегать было поздно, да и убежишь разве от такой страхожутины? Настигнет враз и пожрёт не подавимшись. Понесла же нелёгкая к энтим проклятым камням! Неспроста их недобрым словом все таёжные колдуны поминают.
– Ну что, господа душегубы, кто первый щупать будет?
– спросил Стёпка, с улыбкой глядя на комичные фигуры застывших подельников.
Стышла, враз потерявший весь свой гонор, гулко сглотнул, нервно оглянулся на Стёпку и осторожно - чтобы не нервировать кошмарного ящера - опустился на колени.
– Не губи, Стеслав! Демоны попутали, не губи!
Во как его проняло, даже имя вспомнил! Двое других на колени падать не поспешили, но Стёпка видел, что перепуганы они основательно. У вурдалака аж тесак из руки выпал.