Хозяин тайги (сборник)
Шрифт:
Она сидела поодаль от стола на табуретке, с лицом печальным и спокойным, и, как бы понимая этот тайный вызов Конькова, посмотрела на него безо всякой робости, в упор:
– Нет, не слыхала. А вы кушайте, пожалуйста, кушайте!
– Давайте горло прополощем! – сказал Дункай. – Потом поговорим.
Мужики чокнулись стаканами, и все выпили.
– Хорошая медовуха! – похвалил Коньков. – С хмелем?
– Самая малость, – ответила хозяйка.
– А вы что ж не пьете за компанию?
– У меня работы
– Вы знали Калганова? – неожиданно спросил ее Коньков.
– Да, – она опять опустила голову и стала разгонять руками складки на брюках.
– Когда его видели в последний раз?
– Третьего дня. Они с Кончугой останавливались у нас на ночь. Муж еще был дома. Они располагались там, на сеновале.
– А когда уехали?
– Тогда же, утром. Они на реку, муж в город.
На дворе закудахтали куры и залаяла собака. Хозяйка вышла из дому. Коньков встал из-за стола, прошелся по дому, остановился у подпечника, где хранилась обувь: ботинки, сапоги, туфли.
– Чего гуляешь от стола? – спросил его Дункай.
– Вы пейте, ешьте! – сказал он своим напарникам. – Я дома заправился.
Он закурил и вышел в сени; здесь в углу валялись старые шкуры, олочи, резиновые сапоги; на стенах висели искусно сплетенные связки новых корзин, липовые да вязовые туеса, берестяные лукошки.
Вернулась хозяйка с тарелкой красных помидоров.
– Ну, что там? – спросил ее Коньков.
– Ястреб кружит. Куры разбежались.
– У вас тут прямо настоящий промысел! – кивнул Коньков на лукошки и туеса.
– Сам занимается, любитель. Тайга.
– Сапожки у вас аккуратные. Какой размер?
– Тридцать восьмой.
– А я вот в бахилах топаю. Сорок третий! Тяжело в тайге в сапогах-то: ноги тоскуют, как говорят у нас в деревне. Но форма одежды, ничего не попишешь. А вы чего в сапогах? Олочи удобнее. А то кеды! С дырочками.
– Нет, я не ношу кеды, – поспешно сказала хозяйка, стараясь пройти в избу.
Но Коньков жестом задержал ее:
– А может быть, Кончуга в кедах ходил? Вы не заметили? В тот самый вечер, когда они ночевали у вас?
– Я не обратила внимания… Но вряд ли. Удэгейцы-охотники не любят кед.
– А где у вас обувь хранится?
– Старая вон в углу, то есть здесь, в сенях, да еще на кухне, в подпечнике. Тут рабочая обувь. Сподручно. А новая в шкафу. Хотите поглядеть?
– Спасибо. Я вам верю, Настя. – Коньков поглядел на нее пристально и спросил: – Кажется, вас так зовут?
– Да, – Настя отвела взгляд и потупилась.
4
– Батани, а чем занимался твой хозяин? – спросил Коньков Кончугу, когда они садились в лодку.
– Смотрел следы изюбра, записывал – какой трава ест изюбр, куда его ходил.
– А почему
– Нерестилище рядом. Калганов рыбу считай. Смешной человек, понимаешь. Разве хватит ума столько рыбы считать?
– Ишь ты какой дотошный! Тогда давай на нерестилище! – приказал Коньков.
Кончуга завел мотор, и бат стремительно полетел вверх по реке.
– А ты чем занимался? – спросил опять Кончугу Коньков.
– Немножко рыбачил.
– Х-хе! Немножко? Вон, целый мешок навялил, – Коньков раскрыл лежащий на дне бата мешок. – И ленки, и кета… А ведь нерест начался!
– Мне максиму давали на нерест, сто пятьдесят штук.
– Максимум, – усмехнулся Коньков. – Ты уж, поди, три раза взял свою максиму.
Коньков поднял длинную острогу со дна лодки и спросил:
– Все острогой бьешь?
– Есть такое дело немножко.
– А вот лейтенант штрафанет тебя за такое дело, – сказал сердито Дункай. – Ты что, не знаешь, что острогой нельзя бить рыбу? Да еще во время нереста!
– Почему не знай? Знаем такое дело.
– Зачем же нарушаешь? – спросил Коньков.
– Я совсем не нарушаю. Я только на еду брал. Себе да собакам немножко.
Коньков рассмеялся.
– Уж больно большой аппетит у твоих собак!
– Он изюбра за неделю съедает со своими собаками, – сказал Дункай.
– За неделю нельзя, – покачал головой Кончуга. – За две недели можно съесть, такое дело.
– Быка за две недели? – удивился Коньков.
– Можно и корову, – отозвался невозмутимо Кончуга.
– Да у тебя просто талант! – опять засмеялся Коньков.
– Немножко есть такое дело.
Кончуга сбавил обороты и погнал бат к берегу. Впереди загородил реку огромный залом: свежие кедровые бревна вперемешку со старыми корягами торчали во все стороны и высились горой.
Коньков выпрыгнул на берег первым, Дункай и Кончуга вытащили на отмель лодку и пошли к залому за Коньковым.
– Здесь работал, говоришь, Калганов? – спросил Коньков Кончугу.
– Здесь сидел, – указал тот на обрывистый берег, – смотри и считай – сколько рыбы приходит сюда и подыхай.
Вся отмель перед заломом была усеяна трупами дохлой кеты; иные еще трепетали, били хвостами и, судорожно замирая, хватали жабрами воздух.
И вода перед заломом кишела кетой: одни с разлета выпрыгивали из воды и, сверкая радужным оперением, долетали до самой вершины залома, потом шмякались на бревна и, пружиня всем телом, изгибаясь и подпрыгивая, все в кровоподтеках и ссадинах, снова падали в воду; другие, обессилев от этой отчаянной таранной атаки, вяло разбивали хвостами бугорки прибрежной гальки и не в песок, а в воду выметывали икру, которую тотчас уносило течением, угоняло пустые икринки, не оплодотворенные молоками.