Хозяин земли Духов - 1
Шрифт:
— Шамолчи, — спокойно проговорил глава рода и сел. — Решение принято. Они полушили шанш и вошпольшовалишь им.
— Ты шлеп в швоей штарошти! Ты отштупил от шаконов. Предки не оштавят этого без внимания. Готовьшя к большим бедам, глава… — слова двоедушника будто наяву истекали ядом. — Я подшиняюшь твоей воле и шпушкаюшь в Белую штольню. Но нешправдливошть рано или пошдно принешет ша шобой кару.
Прежде чем глава рода успел что-то сказать, Вургл-Курум резко развернулся и покинул зал, оставив после себя тяжелую тишину.
— Прошледить ша ним, — спустя несколько секунд
Я бы не удивился, если б завтра или даже сегодня в крепости произошел военный переворот. Наверняка у здоровяка среди остальных двоедушников имеется немало сторонников, а у нынешнего главы немало недовольных. Сложив нехитрые составляющие, приправленные поражением Вургл-Курума и возвращением беглеца-труса, тут же восстановившего утраченную честь, получаем горячий коктейль. Одна надежда на то, что за время своего проживания здесь двоедушники научились бескровно улаживать подобные конфликты. Вряд ли проигравшие игру всегда тихо и мирно спускались в Белую штольню.
Последовавшее далее пиршество не затянулось надолго. Собравшиеся будто специально не ели с самого вечера. Набросились на приготовленное мясо с жадностью и шумом. Поднимая чаши с напитком сильно похожим на темное пиво, выкрикивали короткие поздравления в наш адрес. Кое-кто даже подошел к Гуран-Абуру, произнес что-то на родном языке. Ближе к концу пиршества появился Анум-Дараван. Его тепло приветствовали. Вообще у меня сложилось впечатление весьма простых дружеских отношений. Недовольные выкрики и презрение остались там, в дождливом игровом дне. Сегодня же все чествовали победителей — без сомнения достойных членов рода. Даже если они и чужаки.
Я еще раз поблагодарил Анум-Даравана за помощь. Он только отмахнулся в ответ. Несмотря на распухшую физиономию и несколько прореженные зубы, настроение у него было отменное.
— Держи, — Гуран-Абур протянул мне свиток потемневшей от времени бумаги.
Его дом, как и все прочие, насколько я успел понять, состоял всего из одной комнаты, которая объединяла в себе и спальню, и кухню, и гостиную. Располагалось жилище в теле скалы, в одной из многочисленных пещер, соединенных между собой ходами. Подобные комнаты-дома были вытесаны в стенах пещер, отчего получалось некое подобие многоквартирного дома. Благо, освещения здесь не требовалось: в любой точке в скале воздух оставался прозрачным, напитанным невесть откуда взявшимся светом. На верхние этажи такой "многоэтажки" поднимались по каменным или деревянным лестницам.
Гуран-Абур аккуратно вложил на место в полу плоский камень, из-под которого только что извлек свиток. Двоедушнику вернули право носить в крепости оружие — и теперь на его поясе болтался иззубренный меч, непонятно зачем нужный в пределах охраняемой территории. Боится, что снова отнимут? Мое с Найденой оружие осталось в той комнате, где нас держали до официального приема у главы рода. Надо будет забежать и забрать, как освободимся здесь. Хотя девчонка когда-то успела прихватить нож, который теперь покоился у нее на бедре. И как ее только пустили вооруженной?
В центре комнаты суетились две представительницы прекрасного
Я принял кусок древней бумаги, осторожно положил его на деревянный стол. На столешницу тут же запрыгнул ендарь.
— Ну, чего тянешь, вша покусатая?
Стоящая рядом Найдена хихикнула.
— Голову ему сверни, — посоветовал Гуран-Абур.
Аеш одарил его уничижительным взглядом, но ответом не удостоил.
Я развернул свиток. Некоторые буквы расплылись, но текст все еще оставался читаемым. Только не для меня. Даже буквы не все знакомы.
— Ух ты, — обрадовался ендарь. — Старый язык!
Он подхватил свиток, ткнул мне им в лицо.
— Прочтешь?
— Лучше ты.
— Что бы вы все без меня делали…
Он уселся на край стола, свесил ноги.
— Далее не имеем возможности оставаться в сем месте, — начал он медленно. — Верим, что поход ваш, братья, будет удачным, а предки не оставят вас в трудном выборе. Сие же место все боле тяготит нас. Его стены боле не защита от хвори, что расползается окрест. Наши ночные бдения наполнены предчувствием беды. Ее образы туманны и могут быть истолкованы по-разному. Оттого порешили мы уходить. В обители нашей не останется ничего на поживу тем, кто придет следом. Многое мы уничтожили. Многое укрыли. Но главное — заберем с собой. В сей комнате оставляем письмо в надежде и чаяниях увидеть вас сызнова, поелику сами отправляемся к Спящим горам.
Аеш поднял глаза.
— Надо думать, что братья послания так и не нашли, — предположил я. — Вряд ли бы оставили на видном месте.
— Мешто-то видное, да шакрытое. Почитай, не одно дешятилетие штояло неприштупней шамой горы.
— Возможно. Только если кто из своих прочел, вряд ли бы оставил бумаженцию — прямое указание на новое пристанище и на то, что где-то здесь осталась часть секретов волхвов. Только если экспедиций было несколько.
— Или поход сложился неудачно, — сказала Найдена.
— Сколько они лет живут?
— То смертным неведомо, — развел руками Аеш. — Ни человекам, ни лесным жителям, ни подводным…
— Как так? — оборвал я его.
— Потому никто и никогда их лиц не видел, а голоса как есть похожи один на другой.
— Они вообще кто, люди?
— Как есть человеки. Да только не простые — к магическому дару падкие и от даров мира отрекшиеся. Не чета мудрецам, что на мягких перинах да сладких яствах жируют. Волхв — что камень у дороги, что пыль на ветру или облако в небе. Плоть от плоти часть мира, от которого ничего не требует. Одного лишь — созерцания.