Хозяин зеркал
Шрифт:
Рэм, бесчувственный, валялся на полу в окружении начисто обглоданных костей. Дафна скорчилась тут же, закрывая лицо. Кей упал рядом с ней на колени:
– Опусти руки. Опусти руки, я посмотрю.
– Не надо.
– Да опусти же руки, дура!
Дафна отвела ладони. Кей судорожно ощупал лицо девушки и засмеялся:
– Тьфу. Истеричка. Глаза не задеты, а царапины сейчас затянутся.
– Что, испугался?
– Ничуть.
– Испугался! – торжествующе улыбнулась Дафна. – А теперь представь, каково было мне.
Кей,
– Ненормальные, – буркнул Кей.
– Ты ее правда не видел?
– Правда не видел. Странная какая-то птица.
– Очень странная, – задумчиво проговорила Дафна. – Жаль, что мы ее упустили. Ну ладно, утром выловим. А теперь ты понесешь меня домой. На руках.
– С какой это радости?
– Меня в ногу клюнули.
– Но ведь зажило уже.
– Но ведь клюнули!
Последнего Кей оспорить не мог и, обреченно вздохнув, подхватил Дафну на руки. Та оглянулась на тролля:
– А с ним что?
– Его я домой на руках точно не понесу. Утром придет служитель и разберется.
– Недобрый ты, – вздохнула девушка, опуская голову любовнику на плечо.
Пригнувшись, Кей выбрался из клетки и зашагал прочь по скрипящему снегу. Скоро его тень затерялась среди других теней – лишь цепочка глубоких следов доказывала, что здесь кто-то прошел.
Ночь все тянулась, все не кончалась. Спустя какое-то время еще один крик пролетел над Городом. Он обогнул Смотровую башню, прокатился по Триумфальному проспекту и запрыгал по переулкам, от Гнилых Канальцев и до Собачьего пустыря. Где-то в районе Ржавого рынка крик привлек внимание одинокого пешехода. Пешеход взглянул вверх, и Аврора осветила его лицо, очень похожее на лицо Иенса.
Глава 12
Долгие проводы
…Сквозь плеск воды и грохот обвала он услышал: «Хватай руку! Живее, хватай руку!» Что-то сжало запястье доктора, и он тоже ухватил это что-то, и через секунду мокрого и задыхающегося Иенса втащили в лодку. Сначала он просто лежал, пытаясь восстановить дыхание. Потом ему стало неудобно: в бок упиралась скамья. Пришлось перевернуться. Очень вовремя, потому что тот, кто спас доктора, пихнул его веслом и заорал:
– Хватайся за веревку! Хватайся, иначе нас снесет!
Веревка, толстая и разлохмаченная, плюхнулась на скамью. Иенс вцепился в жесткое волокно и чуть снова не полетел в воду – течение здесь было стремительным, лодку рывком развернуло. С берега потянули. Иенс держался что было сил. Наконец река сдалась и отпустила добычу. Суденышко ткнулось носом в каменный берег канала. На воду упали отблески факелов. Только тут Иенс поднял голову, чтобы взглянуть на своего спасителя.
На корме сидел журналист Маяк Безбашенный. Была на нем просторная красная роба, а может, не роба, мантия – что-то такое, в чем журналисты обычно не ходят. Заметив взгляд Иенса,
– Ты?!
– А вы кого ожидали увидеть, благородный Магнус Сигурдсен? Архангела в светлых одеждах?
– П-почти увидел, – прошипел Иенс. – Б-благодаря тебе, т-тварь. Что ты написал К-кею?
– Какая неблагодарность! – Журналист развел руками в комическом ужасе. – Я обеспечиваю ему поединок. Я вытаскиваю из воды его мокрую задницу. И где награда?
Иенс оглянулся на берег. Там маячили двое в темных плащах и с факелами, а еще один, присев на корточки, удерживал нос лодки. Зеваки из Клуба? Ох, вряд ли.
– Что все это з-значит?
– Почему все непременно должно что-то значить? – промурлыкал журналист, подбираясь ближе. – Почему я не мог оказать потомку благородного рода услугу из человеколюбия, из преданности его семейству, из отцовских чувств, наконец?
Иенс вздрогнул, но не от подземного холода – пещера над ними и вокруг дышала волглым теплом.
– К-каких еще чувств?
Порывшись под рясой, Маяк извлек золотой медальон на тонкой цепочке. Держа побрякушку на ладони, журналист нажал незаметную кнопку, и медальон со щелчком открылся. Внутри блеснуло стекло. Иенс нагнулся, вглядываясь.
Под стеклом был дагерротипный снимок. Девушка в широкой старомодной шляпке улыбалась лукаво и весело, в то время как ее спутник старался сохранить серьезность. На лоб молодого человека падали кудрявые пряди, а в глазах, несмотря на торжественное и даже чуть чопорное выражение физиономии, тоже плясал смех.
– Мама? – пробормотал Иенс.
Женщина несомненно была его матерью, хотя он не помнил ее такой… беззаботной, что ли? Радостной? Влюбленной?
– Малышка Фреа. Да. Слава богам, если они, конечно, существуют, что я не видел ее почти тридцать лет. Должно быть, она изменилась не к лучшему.
Иенс возмущенно нахмурился и собрался уже осадить наглеца, когда до него дошел смысл последних слов.
– Д-дайте свет.
– Что?
– Свет!
Человек с берега послушно протянул ему факел. Доктор выдернул факел из протянутой руки и сунул его в лицо Маяку. Тот отшатнулся, но в рыжем свете огня очевидным стало сходство журналиста и юноши на снимке.
– Не обижайся, сынок. Я, как ты видишь, тоже изменился не к лучшему.
– З-зачем? Зачем вы ск-казали? Зачем сейчас?
– Затем, что всякому овощу свое время, – непонятно ответил Маяк и сделал знак своим подручным.
Те молча запрыгнули в лодку, разобрали весла и оттолкнули суденышко от берега. Впереди тянулся узкий и темный коридор – боковой приток подземной реки. Течение здесь было слабее, чем в основном рукаве, и все же гребцам пришлось основательно зарывать весла. Вода маслянисто поблескивала, отражая пляшущий свет огня. Человек с факелом расположился на носу лодки и смотрел вперед, равнодушный к смятению пассажира.