Хозяйка Англии
Шрифт:
– Богом клянусь, вы зашли слишком далеко!
Он поймал ее за руку и стал избивать, молотя кулаками с безоглядной юношеской яростью, которую алкоголь только усиливал. Поначалу женщина отбивалась, пинала его, до крови царапала ногтями, но Жоффруа был сильнее и быстрее.
А он знал, куда бить, чтобы каждый удар достигал цели, и вскоре Матильда упала на пол, и он пинал ее ногами под ребра до тех пор, пока мир для нее не превратился в алый мрак. Она едва осознавала, что он потащил ее к кровати. Из мрака вынырнула ужасная мысль: не собирается
– Вы научитесь делать то, что вам говорят! – проговорил он, задыхаясь от усилий и гнева. Пнув напоследок жену еще раз, он метнулся к двери и распахнул ее настежь, чтобы весь двор мог видеть его жену. – Запрещаю помогать ей и даже разговаривать с ней, понятно? – рявкнул он. – Вы слышите? С тем, кто ослушается, я поступлю так же!
Он протолкнулся через толпу притихших придворных, утирая рукавом кровь, текущую по его лицу. Люди расступались перед ним, потрясенные тем, что открылось их глазам, но были и такие, кто одобрительно кивал: непослушную бабу нужно учить, каким бы ни было ее звание или положение.
Матильда осталась лежать у кровати. Она чувствовала, что из разбитой губы идет кровь. Глаз заплыл, и каждый вдох был агонией. Она не плакала. Плакать было бы слишком больно, да и потрясение от случившегося не оставляло места слезам.
Через раскрытую дверь доносился говор дворцовой челяди. От стыда и унижения ей хотелось умереть, но гнев удерживал сознание на плаву. Время от времени слышались смешки кого-то из дружков Жоффруа, но Матильда знала: есть и такие придворные, у которых эта сцена вызывает неодобрение. Мужчина имеет право наказать жену, если она совершила проступок, но тот, кто переходит границы, в конечном счете проигрывает.
Матильда сосредоточилась на том, чтобы дышать – один короткий вдох за другим. Она не знала, что болит сильнее: лицо, ребра или руки. Ремень, которым Жоффруа привязал ее к кровати, впивался ей в запястья. Кисти рук вскоре потеряли чувствительность.
И тогда она поклялась, что выживет. Что бы ни делал с ней Жоффруа, ему не победить. Голоса за дверью стихли, там установилась тишина. Живущая в дворцовых подвалах мышка просеменила через комнату и уселась перед очагом, тщательно умываясь розовым язычком. Матильда наблюдала за ее юркими телодвижениями. А сама она сможет ли когда-нибудь снова ходить, сможет ли двигаться?
Жоффруа вернулся спустя несколько часов, и к этому времени тело Матильды занемело настолько, что она не могла даже шевельнуться. Муж прошагал к столу, налил себе вина и, подойдя к изножью кровати, присел на корточки, прикоснулся к отекшей щеке супруги.
– Ну же, – сказал он, – подчинитесь мне, станьте хорошей женой, и мы забудем обо всем этом.
Он приподнял ее и усадил спиной к кровати. Матильда не удержалась от крика боли. Жоффруа посмотрел на нее,
– И что мне с вами делать? – произнес он задумчивым, рассудительным тоном, полным сочувствия. – Все, о чем я прошу, – это немного почтения и уважения, а вы набросились на меня как безумная.
Матильда промолчала. Это не она вела себя как безумная, это не она проявляла неуважение. Не отвязав ее, Жоффруа протянул ей кубок с вином, очевидно желая подчеркнуть, что она полностью в его власти. Матильда набрала вина в рот, ополоснула им разбитые, распухшие десны и потом, втянув через нос побольше воздуха, отчего грудь взорвалась резкой болью, выплюнула вино прямо мужу в лицо.
– Лучше умереть! – просипела она.
Жоффруа утер вино с исцарапанного лица. Его глаза полыхали зеленым огнем.
– Берегитесь своих желаний, жена, потому что я могу их исполнить!
– Так сделайте это! – хрипло крикнула она. – Сделайте, и да будет проклята ваша душа!
Он отбросил кубок в сторону и вытянул из ножен свой клинок. Проведя большим пальцем по лезвию, Жоффруа взглянул Матильде в глаза. Юноша ожидал увидеть страх, но нашел только упрямую злость и в самой глубине – странную пустоту, от которой у него кровь застыла в жилах.
– Вы плохая жена, – прошипел он. – Вы нарушили все ваши брачные обеты, и больше я не намерен этого терпеть. Возвращайтесь обратно к отцу. Я отрекаюсь от вас. Вы мне противны.
Нагнувшись, он разрезал ремень, стягивавший ее запястья. Матильда невольно застонала.
– Я прикажу упаковать ваши вещи. – Его голос был холоднее льда. – Когда я вернусь с охоты, вас не должно быть во дворце.
Жоффруа развернулся и вышел. Матильда услышала, как он свистом подозвал свою любимую собаку и заговорил с ней ласково и весело, словно был добрейшим человеком в мире.
Несчастная проглотила тошноту, зная, что если ее станет рвать, то изломанные ребра не выдержат. Цепляясь за край кровати, она поднялась на ноги, но едва могла удержаться из-за боли во всем теле.
– Я никогда не уступлю ему, – выдавила она.
«Никогда». Это слово докатилось до нее будто издалека, и значило оно все и ничего.
Ее камеристки вбежали в комнату, испуганно оглядываясь. Когда Ули ухватила ее под руку, Матильде пришлось подавить вскрик.
– Пойдемте, госпожа, мы уложим вас в постель и позовем лекаря. – Ули отчаянно замахала другой служанке, чтобы та закрыла дверь.
Матильда качнула головой.
– Нет, – с трудом произнесла она. – Он хочет, чтобы я уехала, и я исполню его волю. Я не останусь здесь.
– Госпожа, вы не в состоянии куда-либо ехать! – Добрые карие глаза Ули обеспокоенно расширились.
– Все равно, таков мой приказ. – Матильда едва дышала, а приходилось еще и говорить. – Уложите мой сундук. Сейчас. Мой муж велел, чтобы я оставила его, и на этот раз я готова послушаться.
– Но, миледи, вы не можете сейчас сесть на лошадь! – ахнула Ули.