Хозяйка Айфорд-мэнор
Шрифт:
— У отца были овцы, я знаю, как с ними обращаться.
В этот момент замекала овца Брэди, и Дван, молча кивнув, отошел от нее.
Здесь, в полумраке овчарни, среди ночи касаясь мягкой шерсти овечьего бока, Аделия как-то иначе увидела жизнь… Странное чувство снизошло на нее, укутало тихим шелестом чистого сена, дыханием полусотни животных, топчущихся за загородкой, и предчувствием новой жизни, готовой прорваться наружу из недр овечьего чрева.
Было ли это следствием нервов, усталости или… чего-то другого — Аделия не могла бы сказать — только тепло,
— Брэди, ягненочек!
— Сейчас, госпожа.
Их овца как раз окатилась влажным комком, который новоявленная мамаша принялась вылизывать языком. И Дван с Брэди, оставив их наслаждаться первым знакомством, подошли к ней с ее подопечной…
— Придется помочь, — сказал овчар, кивнув своим мыслям. — Мучается… — Он ловко ухватился за две торчащие ножки и слегка за них потянул… Овца задергалась, заблеяла, и Аделия, мягко поглаживавшая ее по боку, увидала, как ягненок выскользнул из нее на солому. Осклизлый, едва шевелящийся бело-черный комок новой жизни… — Будет еще, — сказал Дван, когда овца, поднявшись на ноги, потянулась к своему малышу. — Живот большой…
Когда пришло время появиться второму ягненку, этот первый, пушистый и блеющий, словно котенок, уже кружил вокруг матери, тычась в теплый бок в поисках вымени.
Он был крохотный и забавный, такой, что сердце от умиления замирало…
— Они что детки малые, — улыбался рядом с ней Брэди. — Глядеть на них — одна радость… — И чуть смущенно: — Да вы и сами скоро это поймете, когда возьмете на руки своего малыша. Дети, они, знаете ли, придают жизни смысл, госпожа.
Аделия тут же подумала о флаконе с настойкой, припрятанном в своей комнате.
Завтра…
Нет, уже этим днем ей предстояло скинуть младенца.
И от мысли этой сделалось тошно…
Он ведь не виноват ни в чем перед ней, а мужчина, наградивший ее этим семенем, дорог ей и поныне.
Заря как раз занималась алеющей лентой на горизонте, когда госпожа Айфорд-мэнора, уставшая, но счастливая, возвратилась к себе и уснула, едва успев скинуть плащ, пряно пахнущий сеном и овечьей шерстью.
10 глава
Судя по солнцу, освещавшему ее комнату по утрам, а сейчас давно сбежавшему к горизонту, проснулась Аделия не раньше полудня. Почти как придворные дамы, встававшие не раньше обеда и потому никогда не завтракавшие…
Не удивительно, что при дворе ели два раза в день.
Вот и у нее желудок свело, даже подташнивало немного… Это семя… ребенок в ее животе, исправилась она почему-то, делал ее прожорливой как улитка.
— Доброе утро, госпожа.
В комнату впорхнула Глэнис, пышногрудая, улыбающаяся, она как будто сама осветила спальню не хуже давно сбежавшего солнца, и Аделия улыбнулась.
— Доброе утро, Глэнис.
— Слышала, у вас ночью случилось настоящее приключение, — сказала она, распахивая портьеры. — Брэди мне рассказал. Вот я и не будила вас, давала выспаться хорошенько!
Она чихнула, вдохнув
— Кто это?
Сердце Аделии дернулось. Два лица промелькнули перед глазами: Адэра Брукса и… Шермана.
— Бенсон, моя госпожа. Явился — не запылился! — отозвалась служанка.
И девушка выдохнула…
— Бенсон вернулся? Что он сказал?
— Да ничего не сказал, только: «Поговорить хочу с госпожой», — изобразила она управляющего. — Смурной он какой-то, с похмелья, должно быть. — И подала хозяйке чулки.
Аделию распирало от любопытства: еще вчера Бенсон буквально прогнал ее прочь, а сегодня явился для разговора.
О чем?
— Давно он ждет? — спросила она.
Глэнис накинула на нее нижнюю юбку.
— Примерно около часа, я полагаю. — И почти возмутилась: — Не собираетесь же вы говорить с ним, не пообедав? Нельзя так, ребеночку кушать надо. Да и вам тоже, коли пошло на то… — Служанка расправила на ней киртл. — Вон какая вы худенькая, что тростиночка: дунь — переломитесь.
— И все-таки я спрошу его, что он хочет, — возразила Аделия сердобольной служанке. — В противном случае есть не смогу, изведусь…
Глэнис поджала губы.
— Ну хорошо, я вам яблочко принесу. Вы только не задерживайтесь надолго! А то помню я покойного мистера Айфорда, — сказала она, — как засядет с управляющим в кабинете, так завтрак с обедом успеют простыть, а он и не явится. Все говорят, говорят… Спасу нет.
И Аделия улыбнулась.
— Так и Айфорд-мэнор тогда процветал, не то что сейчас.
— И то верно, — вздохнула служанка.
Но все же попросила ее не задерживаться… И Аделия пообещала. Расправила платье и поспешила к рабочему кабинету…
Бенсон сидел за столом, листая бухгалтерскую книгу. Увидев хозяйку, он быстро поднялся и на ее чуть вскинутые вопросительно брови отозвался смущенным:
— Вспомнил вот, что сговаривался с трактирщиком из Тальбота о продаже бочонка светлого пива. Он должен сегодня приехать…
Девушка так поразилась самому его виду, опрятному, с гладко выбритой бородой, и неожиданному смирению (неужели Бенсон вдруг передумал и решил вернуться к работе?), что с трудом сдерживала так и рвущуюся наружу восторженную улыбку. Но демонстрировать ее все же не стала, отозвалась лишь:
— Неужели дела настолько плохи, что мы продаем запасы собственной кладовой?
И Бенсон опустил голову.
— Полфунта, госпожа, нам точно не помешают. Хозяйство, как вы, верно, успели заметить, в полном упадке, доходы с поместья столь мизерны, что о них не стоит и говорить.
— И все же расскажи мне, — попросила Аделия, а сама присела на стул. И кивнула, позволяя сделать то же и управляющему…
Он сел.
— Я, право, не знаю, с чего и начать, — начал тот с нервной улыбкой, — вы, госпожа, должно быть, не привыкли к таким разговорам…