Хозяйка Бруно
Шрифт:
– Да, ну тебя с твоими предсказаниями! Еще накаркаешь, дура старая! – всплеснула руками Нильда.- Ты масло то, выбрала?
Утро выдалось солнечным и сквозь кружевные занавески солнце хитрым узором расчертило стену над кроватью, где спала Анна. Маркус, как по будильнику каждое утро просыпался раньше нее и просто лежал рядом, любуясь родным лицом. Потом одевался и выходил на балкон покурить. В присутствии Анны он этого больше не делал, хоть и давалось ему такое ограничение с трудом. Он знал, что сейчас она проснется, потянется, пошарит рукой, чтобы найти его, а не найдя подскочит
Маркус проснулся. Снова такое ощущение, что его кто-то толкнул, словно невидимая сила не давала проводить ему много времени в беспамятстве сна. Веки непокорно слипались, но он хотел удлинить и без того быстро пролетающие дни на пару часов, а потому он приподнялся на локте и посмотрел на Анну. Бледность уступила место легкому румянцу, вкусная домашняя стряпня Лори и восхитительные деликатесы Сержа делали свое дело вместе с приличным расстоянием от ее родственников. Из под одеяла выглядывало соблазнительное плечо, хотя до недавнего времени Маркус даже прикасаться боялся к ее телу, настолько болезненной выглядела Анна.
Дэнвуд поднялся с постели и подошел к окну, окидывая взглядом прекрасный вид на заснеженную улицу и разноцветные дома, жмущиеся друг к другу. Первые этажи занимали всевозможные магазинчики и лавки. В своих длинных прогулках Маркус и Анна покупали безделушки и мелочи «для своего будущего дома» в подобныx лавкаx.
Серж редко их сопровождал и старался не попадаться на глаза, испытывая неловкость от того, что ему позволено находиться в таких роскошных условиях, а взамен он ничего не мог дать. Только лишь, когда Анна настаивала, чтобы он прогулялся вместе с ними, он тяжело вздыхал и кинув вопросительный взгляд на Дэнвуда, всегда получал искреннее согласие, а не одолжение.
Вчера, заплутав между домами, они оказались около небольшого живописного парка с детской площадкой посередине. На улице, прилегавшей к парку они облюбовали небольшой ресторанчик, где и пообедали чудесной запеченной рыбой. На выходе из ресторана Маркус заметил на противоположной стороне улицы вывеску «Продается». Она привлекла его внимание, еще когда он рассматривал в окно улицу ожидая заказ. Поинтересовавшись у официанта, он узнал, что это была когда-то изветная кондитерская, хозяин которой разорился в финансовый кризис, неудачно вложив сбережения.
– Смотри, Анна, - улыбнулся Маркус, - вот чем я бы хотел заниматься. – Может купим?
– Давай! – беззаботно ляпнула Анна, поддерживая шутку. – Дом небольшой, давай купим весь. Что уж мелочиться?! Всего-то четыре этажа...
Ну, как хочешь! – хитро улыбнувшись, сказал Маркус.
Легкость, с которой они обсуждали возможные приобретения, была заразительной и легкомысленной. Пора тяжелых разговоров осталась позади.
Еще
Наблюдая за участившимся дыханием Анны, Маркус все же старался подбирать слова, когда рассказывал про Магду. Не имея особо широких знаний в уголовной юриспруденции, Анна не могла понимать, что Маркус проходит по делу об убийстве: во-первых, как главный свидетель, а во-вторых, как соучастник.
Его неожиданное возвращение, о многом сказало Анне, но она не могла для себя не отметить разницы в чувствах, которые теперь испытывала к этому странному и сложному человеку. Ну, для начала радовало то, что она понимала, насколько Маркус хладнокровен, когда ему это нужно. Черты его характера теперь просвечивались темными пятнами сквозь блестящую мишуру харизмы.
Но по прежнему одна только мысль о Маркусе Дэнвуде заставляла закипать кровь внутри, с той разницей, что этот дивный процесс теперь не перекрывал способность мыслить трезво. Возможно организм выработал некое подобие иммунитета, на случай нового фортеля со стороны обстоятельств, который, впрочем не за горами.
В глухой тишине ночи, Анна всматривалась в красивое, худое лицо и ее сердце охватывал страх. Оставшись наедине с собой, она позволила себе задуматься о совместном будущем с Маркусом и как не старалась, воображение не позволяло рисовать радужные картины.
Смотреть правде в глаза зачастую больно и не удобно. Сложив все "за" и "против" Анна отчетливо осознала, что ей не светит большой крепкой семьи - родные не при каких условиях не примут Дэнвуда.
Остаться и жить в Эксетере?
Мозг грустно улыбнулся:
– "Чтобы каждый день отстаивать право на свободный выбор, без оглядки на совесть и извечное "должна".
Уехать?
Тогда с сопением заходилось сердце:
– "Это же все родное! Здесь детство, поддержка и все надежды..."
Решение далось трудно и при этом Анна прекрасно понимала, что предает, все свои убеждение и принципы ради человека, который сводит ее с ума и который вряд ли умрет с ней в один день старым, старым...
Эти мысли напугали Анну. Ребенок толкнулся, что болезненно отдалось в ребрах. Поменяв немного позу, Анна положила руку на живот и легонько погладила его. Испытывая небольшое раздражение от упорного отсутствия материнских чувств, она сочла за благо, что на месте по крайней мере чувство ответственности и сама себе дала время.
Это только в фильмах, слезы счастья появляются сразу с двумя полосками на тесте. У Анны радость была номинальной и скорее надуманной, чем искренней и ясной.
Доскональное копошение и желание разложить все по полочкам действовали на Анну успокаивающе, внося в катившуюся в тар-тарары жизнь, хоть какой-то порядок.
Серж!
Горло судорожно сжалось.
Глаза Анны заметались, будто сейчас Серж выпрыгнет из-за ближайшего угла, как всегда словно по мановению волшебной палочки, готовый выслушать, дать втык, если надо и просто обнять...