Хозяйка Бруно
Шрифт:
– Ты публичный человек, Маркус Дэнвуд. Светская хроника в Париже не дремлет и обожает тебя, по моему! Слишком часто мелькаешь в светской хронике... Ты бы избавился от этой вещицы, если все, что ты мне говорил было бы правдой, - храбрясь из последних сил Анна вскинула подбородок прижимая к себе руки, которые так и тянулись обвиться вокруг шеи Маркуса.
Дэнвуд устало вздохнул и в его глазах промелькнули облегчение, тоска и нечто новое для Анны. Из холодной глубины, пробивались ослепленные от долгого пребывания под замком в темноте - теплота, вперемешку с мольбой.
Но
– "А потом тарелки, одна за одной. Одна за одной, пока весь сервиз на двенадцать персон не закончится! В морду ему, в морду", - расходился мозг.
– "В лицо", - мягко поправило сердце.
Серж в нерешительности стоял наблюдая за реакцией Анны, и переживая, что она испытает слишком сильное потрясение. Но если она не рухнула без сознания в то же мгновение, как увидела Дэнвуда, значит...
Пятясь потихоньку к двери, Серж был уверен, что его присутствие здесь излишне. Внутри распирало неприятное чувство, в горле стоял комок, но при всем своем желании он не смог бы поступить по-другому...
Его отсутствие никто не заметил.
В воздухе повисло напряжение.
Маркус сделал еще один шаг к Анне.
– Что ты делаешь?
– спросил Маркус, когда Анна отступила на один шаг назад.
– Во-первых, пытаюсь сохранить остатки самоуважения, - едва слышно произнесла Анна, столь непохожая на саму себя: раздавленная, изнуренная, неуверенная.
– А во-вторых, я дико хочу тебя обнять, но у женщин с логикой туго, а у беременных ее просто нет!
Легкая улыбка, которую так любила Анна промелькнула на лице Маркуса. Эта пытка была невыносимой.
– И как? Получается?
Еще один шаг...
Не очень, - прошептала она в ответ, когда слезы подступили к горлу.
Он за секунду подлетел к ней и прижал к себе.
Анна разрыдалась, не находя в себе больше сил сдерживаться. Выпуская то, что долгое время прессовалось сомнениями, едкими издевками, ее уверенность, каждый день проходила испытание на прочность, ее жизнь полностью вышла из-под контроля. Она жила в своем дому, в своей квартире, которую в последнее время перестала узнавать и что еще более страшное — перестала любить. Ее любовь переместилась на одного человека... Правда, теперь, у него появился маленький конкурент. Но это же другая любовь?
– Как же я ждала, Маркус! Доказывала всем, что они неправы... Потом в один миг, поверила твоим словам и попала, словно в ад. А потом опять, эта проклятая надежда, когда увидела свое кольцо на твоей руке... Зачем же надо было этот балаган устраивать?
Маркус осторожно отстранил от себя Анну, когда понял, что слишком сильно прижал ее к себе.
– Этот балаган, спас тебя и ребенка. Моего ребенка. Ты не знаешь на что способна моя жена. Она страшный человек и обладает чудовищной властью. Нам надо торопиться.
Анна замерла, не в силах
Куда?
– Меня отпустили всего на месяц.
– Что значит «отпустили»?
– Анна недоуменно посмотрела на Маркуса.
Не в силах подобрать слова, чтобы описать свое состояние, Дэнвуд сцепил зубы.
– Не было дня, чтобы я не думал о тебе, Анна. Да, я поступил с тобой по-свински, как последняя тварь, но только ради твоего счастья и безопасности. Тем более, что тогда я не понимал, что ты для меня значишь. Не хочу показаться жестоким... Хотя о чем это я? Полуправда между нами не приживается...
По прежнему пребывая в странном оцепенении, Анна производила впечатление глухой, но на самом деле ее иссушенные страданиями мозги, получили пищу для размышления, в данный момент со скрипом запуская механизм мышления. Она вглядывалась в его изможденное лицо, под серыми глазами пролегли темные тени. Не сказав ничего конкретного, Маркус не пустился в оправдания, не рассказал, какие муки выпали на его долю за эти месяца, но Анна читала это в его облике. Как бы не было больно ей, ничего фатального с ее жизнью не произошло. В худшем случае, она снова откроет ресторан через три года. Это будет своего рода декретный отпуск, ее беременность родня приняла более чем благосклонно, заявив, что они одна семья и первый внук, это повод для гордости.
Анна ждала мальчика.
Но то, что происходило в жизни Маркуса, пугало ее больше. Анна нутром чувствовала, как ему тяжело.
– Пойми, то что я оставил во Франции было смыслом моей жизни и целью, к которой я шел слишком долго и делал страшные вещи, ради ее достижения... Деньги определяли самую мою суть. Я поклялся себе, что никогда больше не вернусь пока не покончу со своей прежней жизнью. Но все обернуло по-другому, - он словно прочитал ее мысли.
Маркус смягчился в лице и тяжело вздохнув, медленно подошел к Анне, полностью игнорируя ее смятение и мечущуюся в глазах панику.
Заключив лицо Анны в ладони, он порывисто прижался губами к ее губам, чувствуя, как жаркая волна выливается из груди и накрывает с головой, отключая воспоминания и пережитые муки. Поглощая с жадностью, каждое мгновение поцелуя, Анна ощущала полную безвольность и счастье, которое трудно было перенести на слова и описать.
Неимоверными усилиями сдерживая руки, которые хотели вцепиться в столь страстно обожаемое тело, Анна впитывала в память каждую секунду, каждое движение губ Дэнвуда, отказывая себе в удовольствии ответить на поцелуй. Или она все же ответила? Ее разрывало множество вопросов.
Вдруг Маркус замер и отстранился. Его глаза вглядывались в лицо, добираясь до самых потайных уголков души Анны, ища отклик.
Цепляясь за остатки разума, Анна отняла от своего лица руки Маркуса, проклиная все на свете, что наслаждается этим прикосновением, которое выбивало из нее саму способность здраво рассуждать
Тишину нарушали только едва слышное дыхание.
Маркус шептал слова, которые потоком лились, вместе с радостью, распиравшей его грудь. Тонкие руки Анны намертво вцепились в куртку Дэнвуда, боясь отпустить его.