Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
— Ну, и что вы об этом думаете?
Маргарет Бофор принадлежала к Дому Ланкастеров; Эдмунд Тюдор, которого и прочили ей в мужья, был сыном английской королевы Екатерины Валуа. Если у них родится ребенок, он станет обладателем весьма впечатляющей родословной — с одной стороны кровь английских королей, с другой — французских; причем обе ветви находятся в прямом родстве с королем Англии.
— Неужели король желает наделить своего сводного брата чрезмерным могуществом? — еле слышно спросила Маргарита.
— Да
И мы обе взглянули в дальний конец зала, где стояла эта девочка, все еще недовольно встряхивая головкой, потому что ей не дали слова и все решили за нее. Королева рассмеялась.
— Ну что ж, надеюсь, вы правы. Да эта крошечная креветка попросту и не сумела бы родить королевского наследника!
Следующим вечером в тот спокойный час, когда королева была уже одета к обеду, а король и герцог Сомерсет еще не зашли за ней, чтобы вместе спуститься в зал, мы расположились у камина и слушали игру музыкантов, и я все ждала, когда Маргарита кивнет мне, предлагая подсесть к ней поближе. И только это произошло, как она сразу обронила весьма язвительным тоном:
— Если вы ищете возможность сообщить мне, что снова беременны, то можете не стараться: я и так это вижу.
Покраснев, я смущенно произнесла:
— Я уверена, что будет мальчик. Господь свидетель, я столько ем сейчас, что этого может требовать лишь будущий мужчина. Мне даже пояс пришлось расставить.
— Вы уже сказали Ричарду?
— Он сам догадался — еще до отъезда.
— Я попрошу герцога отпустить вашего супруга домой. Вы наверняка хотите в это время видеть его рядом, не так ли?
Я посмотрела на нее. Порой мне казалось, что эти почти ежегодные свидетельства моей невероятной плодовитости возбуждают в ней зависть; но на этот раз она улыбалась; она была явно рада за меня, и в ее лице я не заметила даже тени зависти.
— Конечно же, я этого хочу! Это было бы прекрасно! Но вот сможет ли герцог его отпустить?
— Я прикажу отпустить, — улыбнулась Маргарита. — Герцог утверждает, что ради меня готов на все. А это совсем маленькая просьба для того, кто обещал мне даже луну с неба.
— Я останусь при дворе до мая, — поделилась я своими планами. — А когда снова выйду из родильных покоев, присоединюсь к вам — наверное, уже во время вашей летней поездки по стране.
— Возможно, мы в этом году особенно далеко не поедем, — заметила она.
— Вот как? — удивилась я, не сразу поняв, на что она намекает.
— Возможно, мне тоже захочется провести лето в более
И тут я наконец догадалась:
— О, Маргарет, неужели?
— А я-то считала, что вы обладаете даром провидения! — как-то хрипло рассмеялась она. — Однако же вот я, сижу перед вами и, по-моему… да нет, я почти не сомневаюсь…
Я стиснула ее руки.
— Мне тоже так кажется. Пожалуй, теперь я это вижу, нет, правда, вижу! — И впрямь было нечто особенное, новое в ее светящейся коже, в изгибах тела. — И давно?
— У меня уже два раза не было месячных, — ответила она. — Но я пока что никому не говорила. Как вы думаете, я беременна?
— А король перед Рождеством делил с вами ложе? Он сумел доставить вам удовольствие?
Она сидела, опустив глаза, но щеки у нее порозовели.
— Ах, Жакетта… я и не знала, что это может быть так!
— Иногда может, — весело подтвердила я.
По ее улыбке можно было прочесть, что она — после восьми лет брака — наконец-то познала то удовольствие, которое муж может доставить жене, если, конечно, хочет это сделать, если любит ее достаточно сильно и если она сама льнет к нему и страстно жаждет его ласк.
— Когда же я могу быть совершенно уверена? — уточнила она.
— Через месяц, — сказала я. — А сейчас мы обратимся к моей знакомой акушерке. Я полностью ей доверяю. Она побеседует с вами, посмотрит, какие есть признаки. Ну а через месяц, полагаю, вы сможете объявить об этом королю.
Она не хотела писать своей матери, пока не будет полностью уверена, и в итоге это превратилось в настоящую трагедию: пока она ждала появления очевидных признаков беременности, из Анжу прибыло известие о смерти ее матери, Изабеллы Лотарингской. Минуло уже восемь лет с тех пор, как Маргарита, простившись с матерью, уехала в Англию и вышла здесь замуж; к тому же они никогда не были особенно близки, но тем не менее это стало для королевы настоящим ударом. Я как-то наткнулась на нее в галерее — она горько плакала, и Эдмунд Бофор ласково сжимал ее руки, а она так повернулась к нему, словно больше всего ей хотелось уткнуться лицом в его широкое плечо и выплакать свое горе. Услышав мои шаги, они обернулись, но рук так и не разняли.
— Ее милость очень огорчена известиями из Анжу, — пояснил Бофор и подвел Маргариту ко мне. — Ступайте с Жакеттой, — нежно велел он ей. — Ступайте с ней, и пусть она приготовит вам какой-нибудь отвар, способный хоть немного утишить ваши душевные страдания. Смерть матери — всегда большое горе, особенно для молодой женщины, и как жаль, что вы так и не написали ей… — Он не договорил и, вложив руку королевы в мою руку, обратился ко мне: — У вас ведь найдется какое-нибудь успокоительное средство? Нельзя же, чтобы она все плакала и плакала без конца.