Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
И я исчезла за дверями. Войдя в спальню, я одним движением руки отослала прочь сидевшую у постели фрейлину, и та тихо удалилась. На мгновение я решила, что королева успела уснуть, но она, повернув голову, посмотрела на меня, и я заметила, что глаза ее окружены темными тенями, а лицо кажется измученным от страха и усталости.
— Просыпался ли король хотя бы этим утром?
Губы у нее запеклись — она их явно непрерывно покусывала.
— Нет, — ответила я. — Он пока ни разу не просыпался. Но его обмыли и даже заставили
— Он садится?
— Нет, — нехотя призналась я. — Слугам пришлось его поддерживать и… обслуживать.
— Обслуживать?
— Кормить.
Она помолчала. Потом промолвила:
— В какой-то степени это благословение Господне. И, значит, он теперь не отругает меня сгоряча, в гневе. Так что у нас есть время подумать. Вот почему мне кажется, что это и впрямь благословение Господне. Оно дает нам время… приготовиться.
— До некоторой степени, — согласилась я.
— А что думают врачи?
— Что рано или поздно он проснется сам. Возможно, даже завтра.
— И снова станет самим собой? И все вспомнит?
— Возможно. Но вряд ли они абсолютно уверены, что он проснется.
— И что же делать?
— Не знаю.
Она села на край кровати, поддерживая ладонями живот, затем спустила вниз ноги, встала и направилась к окну. За окнами ее спальни раскинулись прекрасные сады, спускавшиеся к реке; у причала на волнах покачивались прогулочные лодки, а неподалеку от берега в воде неподвижно застыла цапля. Маргарита вздохнула.
— Вы никаких болей не чувствуете? — с тревогой осведомилась я.
— Нет, нет! Но я чувствую, как шевелится ребенок.
— Сейчас для вас важнее всего сохранять полное спокойствие.
Она нервно хохотнула.
— Мы потеряли Гасконь, французы теперь наверняка попытаются штурмовать Кале, наш король погружен в сон, и его никак не могут разбудить, а вы…
Голос у нее сорвался. Ни она, ни я ни разу и словом не упомянули о том, как герцог Сомерсет, ее любовник, обнимал ее, как он целовал ее, как осушал губами ее слезы, обещая беречь ее и спасти от любых невзгод и опасностей.
— А вы говорите, что я должна сохранять спокойствие!
— Да, говорю, — решительно подтвердила я. — Ведь все это ничто по сравнению с возможностью потерять ребенка. Вы должны хорошо кушать и спать, Маргарет. Это ваша обязанность по отношению к будущему сыну. Ваш долг. Вы, возможно, носите под сердцем будущего английского принца, и когда все это закончится, когда все позабудут о нынешних бедах, страна будет вам благодарна за то, что вы сохранили для нее наследника престола.
Она немного помолчала, потом кивнула.
— Да. Вы правы, Жакетта. Хорошо, я сейчас сяду. И буду спокойна. Можете принести мне немного хлеба и мяса, а также капельку эля. Я буду спокойна. И разыщите герцога.
— Вы не можете встречаться с ним наедине, — тут же возразила я.
— Не могу. Мне это прекрасно известно. Но я должна его увидеть.
Я отыскала герцога в его покоях. Он тупо смотрел в окно и резко обернулся, когда его люди, постучавшись, распахнули дверь и впустили меня. Я сразу отметила, как бледно его лицо, сколько страха таится в его глазах.
— Жакетта! — радостно воскликнул он и тут же поправился: — Ваша милость…
Выждав, когда за мною закроют дверь, я коротко доложила:
— Королева просила вас немедленно к ней явиться.
Он тут же взял плащ и шляпу.
— Как она?
— В тревоге.
Он предложил мне опереться о его руку, но я совершенно по-детски сделала вид, что не заметила этого, и направилась впереди него к дверям. Он последовал за мной. Мы прошли по залитой солнцем галерее; за окнами над заливными лугами низко проносились ласточки; на ветвях деревьев в саду пели птицы.
Бофор, широко шагая, нагнал меня и коротко бросил:
— Вы считаете, что во всем виноват я?
— Я ничего не считаю.
— Нет, вы так считаете. Но уверяю вас, Жакетта, моим первым движением было…
— Я ничего не знаю. А раз я ничего не знаю, меня нельзя даже подвергнуть допросу. И исповедаться мне также не в чем. — Этой тирадой я сразу заткнула ему рот. — Единственное, чего я хочу, это видеть, что наша королева спокойна и исполнена сил, дабы выносить ребенка и родить его в срок. Единственное, о чем я молю Бога, чтобы его милость, наш король, проснулся с исцеленной душой, и мы могли бы сообщить ему печальные новости об утрате Гаскони. И я надеюсь, разумеется, и неустанно молю об этом Господа, чтобы там, в Кале, мой муж был в безопасности. Иных мыслей, ваша милость, я просто не допускаю!
Герцог кивнул, и дальше мы шли молча.
В спальне королевы находились три фрейлины, они сидели у окна и делали вид, что шьют, хотя ушки у них явно были на макушке. Дамы, шурша юбками, склонились в реверансе, когда появились мы с герцогом; я приказала им снова сесть, а затем кивнула музыкантам, чтоб начинали играть. Музыка не давала фрейлинам подслушивать, о чем шепчутся королева и герцог. Маргарита велела ему сесть возле ее постели и поманила меня, явно приглашая присутствовать при их разговоре.
— Его милость герцог полагает, что, если король так и не проснется в течение нескольких дней, нам нельзя будет больше здесь оставаться, — обратилась ко мне Маргарита.
Я недоуменно посмотрела на Бофора, и тот пояснил:
— Люди непременно начнут задавать вопросы, а потом возникнут и сплетни. Надо просто сказать, что король сильно устал и должен хорошенько отдохнуть. А в Лондон он может отправиться и в портшезе.
— Да, и с задернутыми занавесками, — согласилась я. — Но что дальше?