Хозяйка Эдамленда
Шрифт:
Вдруг Элис набралась храбрости.
– Как долго еще я буду лишена своей комнаты?
Нона кинула быстрый взгляд на Элис.
– Беркли попросил меня остаться, – вкрадчиво сказала она.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Напротив, если вы вникнете. Где же мне еще жить?
Вдруг, удивляясь собственной храбрости, Элис уколола собеседницу:
– Ваш муж мог бы это решить.
В глазах Ноны мелькнуло удивление и что-то еще. Триумф!
«Она похожа на кошку, которой дали сметанки», – подумала Элис.
– Дорогая, – промурлыкала Нона, – вы же не можете отправить меня в
– Я могу вас отправить куда угодно, поскольку мне нужна моя комната.
– Но это же совсем ненадолго, дорогая. Ожидается, что сбойка туннеля произойдет через пару недель. После этого… – Нона развела руками с малиновыми ногтями. – Кстати, Барк сказал вам, кто будет участвовать в церемонии? – Она просто дразнила Элис своим тоном.
«Она знает, – подумала Элис, – он ей сказал». Ее, как и прежде, кольнула обида. Девушка осознала, что была для Барка чем-то вроде знакомого пейзажа окружающих гор. А сейчас, когда дело идет к славному финалу, она отрезана, как ненужная ветошь. И судя по кошачьему виду Ноны, это ее рук дело.
Элис ушла от Ноны и спустилась вниз, в свое временное пристанище. Там ее нашел отец и посвятил пару минут воспитанию дочери. Свои увещевания и предостережения он произносил без прежнего энтузиазма, потому что думал о другом. Значительные и волнующие пещи занимали его – окончание десятилетия верной службы. Оставалось уже немного времени до завершения строительства туннеля.
– Вчера был побит рекорд по проходке туннелей в твердой скальной породе, – торжествовал профессор, – он принадлежал Экумбину, но Эдамленд перекрыл его почти на тридцать футов!
– Кто же перережет ленточку? – спросила Элис.
– Но ты не должна забывать, что работы в Эдамленде усложнены, его строительство связано с решением более трудных задач.
– Кто перережет ленточку? – настаивала она.
– У нас и предварительные полевые работы были труднее, и топографические привязки, и само выполнение, так что это все должно быть на наш счет записано. Кто… Ах, дорогая моя, это ведь неважно, не правда ли? Главное – ведь это будет!
Последние дни проходили, точно в лихорадке. Если раньше Элис думала, что проект заставлял напряженно работать, то теперь это был просто ураган. Каждый работал по две, а то и по три смены подряд. Альфред, стараясь не отстать от всех, не покидал кухни. Единственными особями мужского пола в округе были спящие мужчины или выжатые как лимон рабочие, наслаждающиеся редкими часами отдыха.
Нона была крайне раздражена.
– Они когда-нибудь сподобятся сделать что-нибудь еще, или будут только есть да спать? Нет, в Африке было не так.
– А вы там были? – Хотя Элис знала, что Нона там была, но для приличия пришлось спросить.
– Да, и в Индии, и в Канаде, и в Южной Африке тоже, – ответила она.
Элис вышла. Она постояла на веранде и прислушалась к пульсу ведущихся работ. Девушка смотрела на землю, скальную породу, на валуны и морены.
С тяжелым чувством она подумала, не пережимает ли Барк Уолш с работой. Каждый любит получить кругленькую сумму, но ее же надо иметь возможность где-нибудь потратить, а здесь, в отличие от других лагерей, не было даже приличной столовой. Помещение для столовой, которая прилепилась
Хотя, конечно, сейчас для этого просто не было времени.
Элис нахмурилась и почувствовала, что ее куда-то заносит.
А может быть, ей только так казалось?
Умер Бен Ормонд, шестидесяти лет. С ним внизу, в туннеле, случился сердечный приступ, и Барк с тремя работниками вынес его наверх.
Когда Элис узнала об этом, ее просто бросило в дрожь от гнева… на Уолша. Она была так потрясена, что выбежала из лагеря и направилась вниз, к ручью, сейчас уже полностью замерзшему. Там уж точно девушка не опасалась встретить Гранта, который, как и все остальные, был в «тройной» смене, стараясь как можно больше заработать.
Но один из них уже не «заколачивал». Бен уже не мог этого делать – он был мертв.
Элис нашла палку и стала колотить его по льду, ослепленная ненавистью. Вдруг рука разжалась, и палка скользнула вниз. Она резко обернулась и увидела Барка. Из-за снега она не услышала, как он подошел.
– Я знаю, о чем вы думаете, – резко сказал он. – Вы вините меня в смерти Бена.
Она не хотела ни намеков, ни вежливых протестов, всей этой фальшивой вежливости, и поэтому бросила ему к лицо:
– Да, я действительно вас виню. И не могу думать по-другому!
– Послушайте, Элис, у меня нет времени на разглагольствования.
– Я знаю, у вас есть время только на то, чтобы делать деньги.
– Я сказал, послушайте меня!
– Я слушаю.
– У Бена были неполадки с сердцем. Я об этом давно знал.
– Вы об этом знали и, тем не менее, позволили ему работать так, чтобы загнать себя в гроб?
– Как я мог его остановить? Если бы я его остановил, вытурил на пенсию, то это убило бы его на полгода раньше. Бен был со мной в Африке…
– И в Индии, и в Канаде, и в Южной Америке тоже! – В этот момент она подумала о Ноне.
– Да, во всех этих местах. Я не имел права от него избавиться только потому, что он уже состарился.
– Вы должны были объяснить ему, рассказать обо всех опасностях. Ведь Австралия – другое дело.
– Боже мой, я все время ему это говорил, просил. Бен хотел сюда ехать. Можете вы это понять? У него есть сын в Англии. Бен хотел заработать побольше денег для юного Билла.
– Даже ценой смерти?
– Он так или иначе должен был умереть.
– Это вы так говорите.
Та же рука, что вырвала палку, теперь с силой крутанула Элис.
– Как мне хочется вам врезать! – процедил он.
– Нисколько в этом не сомневаюсь! Грубость – ваша вторая натура.
– А какая первая?
– Жадность, – закричала она, – занудство!
Его лицо потемнело:
– Я возвращаюсь обратно в туннель. Мне следовало бы знать, что приходить сюда – напрасная трата времени.
– Или денег? – ужалила она.
На этот раз у него даже губы побелели, но Барк все же не дал волю своему гневу.
– Перед уходом я опять повторю то, что уже сказал. Это было желание Бена, он так хотел. «Я хочу быть в шахтерской каске до самого конца», – говорил он. Понятно это?