Хозяйка Фалкохерста

Хорнер Ланс

– Была девицей. – Хам отпустил несчастную. – Верно, Мем? Теперь ты ее распечатал. Я прав?

– Мы просто разговаривали, масса Хам, сэр, только и всего!

– Это у вас называется «разговаривать»? – Хам рассмеялся, но смех был не веселым, а угрожающим. – Негр с негритянкой разделись в травке в час ночи, негр залез на негритянку, как осел на ослицу, и давай разговаривать!..

Он снова занес плеть, но так и не опустил ее: Мем кинулся ему в ноги.

– Мне иначе никак нельзя, масса Хам, сэр! Не могу я по-другому! Мужику подавай бабу, иначе он перегреется и отдаст концы. Лукреция Борджиа для этого не годится.

Она

не выдержала:

– Ишь ты! А по мне, у тебя просто не встает.

– Еще как встает! – Мем ползал у Хаммонда в ногах. – Вы же знаете, масса Хам, сэр, что мужику без бабы никак нельзя, без этого ему нет жизни. Лукреция Борджиа для этого не годится. Да и где она по ночам, Лукреция Борджиа?

– Живо одевайся! – приказал Хам, пихая его ногой и жестом показывая Лукреции Борджиа, чтобы та опустила фонарь и осветила траву, где валялись штаны Мема и платье Сафиры. Потом он дернул девушку за волосы, чтобы самому разглядеть ее лицо. Лукреция Борджиа не ошиблась: она действительно оказалась той самой молоденькой девчонкой.

– Марш в хижину! Скажешь Минти, что утром я с ней побеседую. Раз она не может уследить за своими девками, мы заменим ее другой, которая сможет. Тебе тоже не миновать порки.

– Не надо, масса Хам, не бейте меня! – Голосок у нее был совсем детский, высокий, надрывный. – Это все Мем! Он сказал мне, что вы велели ему со мной переспать, чтобы я быстрее дала хозяевам потомство.

Хаммонд ждал, пока они оденутся, и не удосуживался ей ответить. Ждать пришлось недолго. Он толкнул их вперед. Выйдя из травы, группа обогнула навозную кучу и вошла в конюшню. Там Хаммонд приказал Лукреции Борджиа остановиться и повыше поднять фонарь, снял со стены пару кандалов и шагнул к столбу, подпиравшему сеновал. Поманив к себе Мема, он надел кандалы ему на руку, завел другую его руку за столб и защелкнул замок. Мем оказался не только прикованным к столбу, он упирался в него носом.

– Как же я лягу, масса Хаммонд, сэр? – взмолился он.

– Ты только что хвастался, какой ты прыткий, так что тебе не повредит простоять ночь.

– Масса Хам, сэр…

– Закрой рот! Еще одно слово – и я взгрею тебя, не дожидаясь завтрашнего дня.

Мем затих. Хам выгнал девушку из конюшни и подтолкнул в направлении невольничьего поселка.

– Иди! – Он хлестнул ее плетью по ногам, и она пустилась бегом, так что пятки засверкали. Ее рыдания заглушили топот босых ног по грязи.

Хаммонд и Лукреция Борджиа повернули к Большому дому и проникли туда через кухонную дверь. Лукреция Борджиа приподняла стекло фонаря, вытащила свечу и зажгла от нее огарок, который отдала Хаму, чтобы он посветил себе, когда будет ложиться.

Он стал подниматься по задней лестнице, но, вспомнив о чем-то, обернулся:

– А что имел в виду Мем, когда говорил, что тебя тоже не бывает по ночам?

У нее хватило отваги засмеяться, хоть и через силу.

– Ничего, масса Хаммонд, сэр. Просто хотел свалить все на меня. Вы же знаете, какой Мем лгун. – Она пожала плечами, пытаясь превратить все в шутку.

– Лгун каких мало. – Хаммонд взял у нее огарок. – А хочешь, я тебя рассмешу, Лукреция Борджиа?

– Очень хочу!

– Изредка он все-таки говорит правду.

Глава XXIX

Лукреция Борджиа проснулась утром с дурным предчувствием. Она не сумела бы объяснить, чем оно вызвано, однако

не могла избавиться от мрачного настроения. Первым делом, хватившись Мема, она вспомнила события прошедшей ночи и его, ночевавшего стоя, прикованным к столбу в конюшне. Она не испытывала к Мему сильного сострадания. Едва оказавшись в Фалконхерсте, она влюбилась в него, однако давно уже узнала, какой он лентяй и себялюбец, и былая любовь сменилась безразличием. Ей было совершенно все равно, какая судьба постигнет Мема. Беспокоило ее совсем другое: предчувствие, в котором она еще не успела разобраться, именно оно придавливало ее к полу, грозя расплющить.

Она думала, что успокоится, пока будет возиться с завтраком, но дурное предчувствие не оставляло ее. Максвеллы запаздывали к столу, поэтому она решила приготовить что-нибудь особенное, чтобы унять их злость. В дополнение к привычной яичнице с ветчиной она взялась испечь пирожки и поставила на угли тяжелую чугунную сковороду.

Кофе был готов, близнецы проснулись и вертелись под ногами, тесто ждало, чтобы она приступила к делу. Тут ее внимание привлек шум: Максвеллы спускались в гостиную. Памятуя о ночном недомогании старого хозяина, она опередила их и вытянулась в центре гостиной, чтобы справиться о его здоровье, когда он соизволит к ней обратиться.

Наконец оживленная беседа отца и сына, посвященная Мему, иссякла. Оказалось, что ночной сон не угомонил старика: он злобно покосился на Лукрецию Борджиа.

– Чего ты тут дожидаешься, черт бы тебя побрал, Лукреция Борджиа? А-а, догадываюсь: тебе чего-то надо, иначе ты не стояла бы разинув рот и тараща на меня свои глазищи.

– Ничего мне не надо, масса Уоррен, сэр. Просто хотела спросить, как вы себя чувствуете поутру. Ведь ночью вам нездоровилось.

– Мягко сказано – нездоровилось! А все из-за тебя: это ты накормила меня жирными отбивными. Тут скорее помрешь, чем добьешься, чтобы на тебя обратили внимание. – Максвелл отвечал ей голосом, полным раздражения.

– Бедненький масса Уоррен! – жалостливо проворковала Лукреция Борджиа. – Сегодня у нас на завтрак яичница с ветчиной и горячие пирожки, но если захотите, я могу предложить вам легкие молочные гренки. Это успокоит ваш желудок.

– Гренки? Боже сохрани! Не желаю я инвалидной еды! Ступай на кухню и подавай завтрак. Сегодня у нас полно дел.

– Слушаюсь, сэр, масса Уоррен, сэр. – Она мялась, так как знала, что не имеет права задавать мучающий ее вопрос, однако любопытство взяло верх. – Вы собираетесь выпороть Мема?

– Не будь такой любопытной, не то тебе несдобровать! – гаркнул он, окончательно выйдя из себя. – После завтрака у меня будет для тебя задание.

– Конечно, сэр, масса Уоррен, сэр, – подобострастно отозвалась она. – Жду ваших приказаний.

Она устремилась на кухню и закрутилась там как белка в колесе: в отсутствие Мема ей, ко всему прочему, пришлось самой подавать хозяевам завтрак.

Она надеялась уловить хоть обрывок разговора, на основании которого можно было бы догадаться, что они надумали, однако стоило ей войти – и важный разговор тотчас умолкал, так что у нее не осталось ни малейшей зацепки. Она пыталась подслушивать под дверью, однако хлопоты на кухне и столовой не позволили достаточно долго простаивать без дела. Все выяснилось только во время завтрака, когда Максвелл, как было обещано, вызвал свою кухарку.