Хозяйка кофейной плантации
Шрифт:
Мне нравится, каким взглядом смотрит на меня муж. Удовлетворённый Мигель перекатывается набок, опираясь на локоть, поддерживает голову. Он играет моими локонами, любуясь, как они блестят на солнце.
Я обессиленная стараниями мужа, довольно развалившись занимаю половину кровати. Мне нравится вот так просто лежать и ни о чём не думать. Никуда не спешить.
— Мне надо будет уехать, — как бы между прочим сообщает он.
Вот и признание. Только не истерить, Тори. Прояви понимание, мужчины это любят.
— Куда? —
Мигель улыбается. Нежно целует в губы.
— По делам, моя пташка, — снисходительно заявляет он, а я подавляю в себе желание возмутиться.
Зачем портить такое прекрасное утро? Постепенно он поймёт, что со мной можно делиться информацией. Сейчас же его недоверие вполне объяснимо.
— Я не спрашиваю, по каким делам? Просто хочу узнать, куда ты уезжаешь? — И лукаво улыбнувшись, игриво добавляю, — хочу попросить привезти мне подарок.
Такое объяснение вполне устраивает Мигеля. Подобное распределение ролей вполне в духе эпохи и отлично объясняет моё любопытство.
— Просто скажи какой подарок хочешь, и я привезу всё, что пожелаешь, — рисуя на моём плече узоры, говорит муж.
— Я хочу, чтобы ты привёз мне несколько мешков кофе, — прошу я его, наблюдая, как глаза мужа становятся размером с блюдце. Явно не такого заказа он ожидал. — Только сырых. Я хочу посадить их у нас на плантации.
— Ты сумела удивить меня дважды за утро, — восхищённо произносит Мигель. — Скажи, зачем тебе нужен кофе?
— Сейчас в Европе мода на кофе и шоколад. Здесь же, в основном выращивают сахарный тростник, — объясняю ему я.
— Чем тебе сахарный тростник не угодил? — С любопытством спрашивает Мигель.
— Я интересовалась у дона Смита, когда направлялась сюда, что выращивают на плантациях мужа. Он сказал, что только сахарный тростник и у него, теперь уже у тебя, есть два сахароперерабатывающих завода.
Мигель рассеянно кивает, задумавшись о чём-то своём. Создаётся впечатление, что он меня не слушает.
— Я читала, — эта фраза выводит его из задумчивости, и глаза мужа становятся ещё больше. — Да, читала, что в этом удивительного?
Я немного злюсь. Почему его так поразило, что я что-то читала? Меня несказанно это раздражает.
— Обычно девушки твоего круга читают сентиментальные романы, — отвечает удивлённый Мигель. — Насколько я понимаю, это ты вряд ли вычитала в «Острове отрады» или «Сказках фей»*.
— По-твоему, меня, кроме сентиментальных романов, не может ничего интересовать? — Напрасно обижаюсь я.
В то время очень малый процент женщин интересовался чем-то помимо моды, красоты, любовных похождений. Даже сентиментальные романы и то не все читали.
— Я слишком мало знаю тебя, чтобы делать подобные выводы, — уклончиво отвечает Мигель.
— Ты, случайно, не в семье дипломатов вырос? — Решаю я, немного поддеть
— Ну, вообще-то, да, — смеётся Мигель. — Вся моя семья на протяжении веков состояла на дипломатической службе.
Не удивительно, учитывая, что он испанский гранд. Это означает, что родня Мигель принадлежала к высшей знати средневековой Испании. А с шестнадцатого столетия, гранд становится почётным статусом представителей высшего испанского дворянства. В Португалии и Бразилии использовался титул Grandeza. Гранды владеют наиболее важными историческими земельными титулами в Испании и в её колониях.
— В Европу кофе привозят из Турции. А ты мне так и не ответила, что интересного вычитала, что решила разводить кофе в Бразилии? — Удивляется Мигель и есть чему на самом-то деле.
— Смотри, кофе выращивают сейчас в основном в Африке и поставляют по всей Азии и в Европу, — начинаю я увлечённо рассказывать. Уж что, что, а историю кофейного производства я изучала. — Здесь же климат более мягкий и кофе здесь расти будет очень хорошо. К тому же нет естественных вредителей, меньше засушливых дней в году. Кофе вырастет с более мягким вкусом, чем африканский.
— Ты же понимаешь, дорогая, что это огромный риск, — убеждает меня Мигель.
— Кто не рискует, тот не выигрывает, — отмахиваюсь я. — Тебе ли этого не знать.
— Я говорю о том, что европейские святоши налагают запреты на употребление этого напитка, — Мигель приводит веские доводы, но не знает того, что знаю я, — под предлогом того, что кофе оказывает пагубное влияние ислама на души христиан.
— Да, они называют кофе «чёрной кровью турок», — смеюсь я. — Что же это за вера такая, на которую так легко оказать пагубное влияние.
Вдруг я осознаю, что слишком много лишнего болтаю. Я же не знаю, как у Мигеля обстоят дела с верой. Вдруг он ревностный католик.
Наверно у меня слишком испуганный вид, что Мигель считает свои долгом меня успокоить:
— Не переживай, Тори, ты далеко от ревностных католических священников.
Я выдыхаю. На самом деле с религией шутки плохи. А я всё ещё забываюсь, что нахожусь не в просвещённом двадцать первом веке, а в семнадцатом. И инквизицию стали отменять только в восемнадцатом веке. Так, что, пожалуй, следует воздерживаться от шуток и бесед на тему религии.
— Мигель, эту страну обогатят сахар и кофе, — убеждаю его я. — Можно, конечно, заняться разведением какао-деревьев, тут ещё легче, так как не нужно вырубать леса под плантации. Лучше всего они растут между деревьев. Но я всё же думаю, что нужно заняться выращиванием кофе.
— Кто будет заниматься? — Немного устало спрашивает Мигель. — Я в разъездах. Свой бизнес бросать не намерен.
Я улыбаюсь. Ещё как бросишь, когда я скажу тебе, где можно заработать гораздо больше и безопаснее, чем торговля рабами.