Хозяйка лабиринта
Шрифт:
На Парк-лейн работал допоздна киоск-кофейня – девушки заглядывали туда уже под утро, а иногда вовсе не ложились, завтракали в «Лайонсе» – овсянка, бекон с поджаренным хлебом, тосты, джем и целый чайник чаю, всё за шиллинг и шесть пенсов, – отправлялись прямиком в «Скрабз» и начинали новый день.
И все же она испытала некое облегчение, когда вчера в столовой к ней подошел Перри Гиббонс. Она обедала с Клариссой. Столовая была та же, где раньше кормили заключенных, и Джульетта подозревала, что отвратительная еда тоже осталась прежней. Они ели какое-то месиво с душком, и вдруг она заметила, что над
– Мисс Армстронг! Не вставайте, пожалуйста. Меня зовут Перри Гиббонс. Боюсь, что мне нужна девушка.
– Ну что ж… – осторожно сказала Джульетта, не беря на себя никаких обязательств. – Надо думать, что я как раз она.
– Отлично! В таком случае не могли бы вы подойти ко мне в кабинет после обеда? Вы знаете, где это?
Джульетта понятия не имела, где это, но у него был твердый голос, низкий, приятно звучащий, добрый и вместе с тем непререкаемо авторитетный – она решила, что это идеальное сочетание для мужчины; во всяком случае, так утверждали любимые ее матерью любовные романы. Поэтому она с готовностью ответила:
– Да, сэр.
– Отлично. Скоро увидимся. Не торопитесь, пообедайте спокойно. Мисс Марчмонт, приятного аппетита. – Он кивнул Клариссе и ушел.
– Кто это был? – спросила Джульетта.
– Знаменитый Перегрин Гиббонс. Он заправляет Би-пять-би – а может, Би-си-один? Я вечно путаю. В общем, противодействие подрывной деятельности. – Кларисса засмеялась. – Похоже, тебя сорвали с места.
– Это звучит неприятно.
– Сорвали, как розу, – попыталась утешить ее Кларисса. – Прелестную невинную розу.
Джульетта решила, что роза не может быть невинной. Как, впрочем, и виновной.
– А вот и наша тайная магия.
Перри Гиббонс распахнул еще одну дверь, и оказалось, что она ведет не в волшебное царство, но в другую спальню, поменьше, где громоздилось оборудование для прослушки и двое мужчин, толкаясь в тесноте, его монтировали. Точнее, мужчина и мальчик. Мужчина, Реджинальд Эпплтуэйт («Язык сломаешь, дорогуша, зови меня просто Редж»), был из Исследовательской лаборатории почтового ведомства в Доллис-Хилле. Мальчик, Сирил Форбс, работал там же младшим инженером. Именно Сирил (Джульетта на миг задумалась, с чем можно срифмовать это имя) будет заниматься приборами каждый раз, когда за стеной соберется пятая колонна.
– «Ар-си-эй Виктор», модель ЭМ-ай-двенадцать семьсот, – гордо сказал Редж, с энтузиазмом коммивояжера демонстрируя что-то электрическое.
– Американская, – робко добавил Сирил.
– Точно такая используется в Трент-Парке, – добавил Перри Гиббонс. – В центре для допросов, – объяснил он, встретив непонимающий взгляд Джульетты. – Кажется, Мертон там иногда работает. Он ведь вас собеседовал на должность, верно?
– Мистер Мертон? Да, он со мной разговаривал.
Джульетта не встречала Майлза Мертона с самого дня их беседы. («Я просто должен был задать все нужные вопросы».)
И Реджинальд, и Сирил очень гордились своими техническими познаниями и забросали Джульетту терминами – «стабилизатор плавающей режущей головки… полистироловая мембрана… с подвижной катушкой… управляемый давлением… сапфирово-стальные звукозаписывающие иглы…». Наконец Перри натужно засмеялся (похоже,
– Достаточно, джентльмены. Мы не хотим перепугать мисс Армстронг. Она здесь в роли машинистки, а не инженера.
Стены звукоизолированы, объяснил он, ведя ее в соседнюю квартиру; Реджинальд и Сирил устремились за ними, продолжая бойко трещать про «диски для мгновенной записи» и «микрофоны восемьдесят восемь-А».
Эта квартира оказалась точным отражением предыдущей, словно они попали в зазеркалье. Ковер с узором из осенних листьев, заурядные обои «Арлекин» – Джульетта мгновенно узнала их: точно такие же обои с розами и шпалерами выбрала когда-то ее мать для гостиной в Кентиш-Тауне. Эта неожиданная встреча была для нее как удар в сердце.
– Прослушивается! – сказал Сирил.
– Микрофоны установлены в стенах, – объяснил Редж.
– В стенах? – повторила Джульетта. – Неужели?
– А с виду и не скажешь, правда? – Реджинальд постучал по стене.
– Господи, в жизни не догадалась бы! – Джульетту это в самом деле впечатлило.
– Отлично, а, мисс? – ухмыльнулся ей Сирил.
Он выглядел невероятно молодо – словно должен бы до сих пор ходить в начальную школу. Джульетта представила себе Сирила на детской площадке у школы – грязные коленки, серые гольфы сбились гармошкой, в руке каштан, который вот-вот полетит в цель.
– Он у нас дамский угодник, – засмеялся Редж.
Лицо Сирила залил пламенный румянец.
– Не слушайте его, мисс.
– Запирайте дочерей, а, мистер Гиббонс? – сказал Редж.
– Боюсь, что у меня нет ни одной дочери. – Перри Гиббонс засмеялся, опять натужно. (А если бы были – стал бы он их запирать? – задумалась Джульетта.) Он улыбнулся ей, словно прося прощения за что-то – возможно, за свою неловкость. У него была изумительная улыбка. Ему следовало бы улыбаться почаще, решила Джульетта.
– В Службе его считают чем-то вроде перебежчика, – сказала ей Кларисса в тот вечер за выпивкой в «Клубе 400». – Я собрала для тебя компромат на Перри Гиббонса.
Оказалось, что в список его многочисленных талантов входит умение показывать карточные фокусы – он член общества «Магический круг», – знание суахили (что толку в этом, удивилась Джульетта, если, конечно, не жить в Африке) и игра в бадминтон «на почти профессиональном уровне».
– Еще он страстный натуралист и изучал античную культуру и древние языки в Кембридже.
– Как и все мы, – буркнул Хартли.
– Хартли, заткнись, – сказала Кларисса.
Хартли – его звали Руперт, но его никто никогда не называл иначе как по фамилии – нагло втерся в их компанию. «Ох, только Хартли нам не хватало, – вздохнула Кларисса, заметив, как он, подобно бульдозеру, прокладывает себе путь через толпу к их столику. – Он такое хамло». Он плюхнулся на стул и немедленно заказал два раунда коктейлей для всех, велев принести их с десятиминутным интервалом. Хартли пил – эта характеристика полностью исчерпывала его свойства. Он был удивительно некрасив: волосы щетинистые, темно-рыжие, лицо и руки усыпаны веснушками (все остальные части тела, вероятно, тоже, но мысль об этом была невыносима). В целом создавалось впечатление, что где-то в его генеалогическом древе отметился жираф.