Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!
Шрифт:
— Алан…
— Не говоря уже о том, что я и сам не могу вот так взять и уйти. Ужасно думать, что я не увижу, каким вырастет Дерек и как еще потреплет нервы всем окружающим Мелисса.
— Сильно. Сильно потреплет.
Я сморгнула дурацкие слезы, и Алан вытер их кончиками больших пальцев, продолжая держать в руках мое лицо.
— Не сомневаюсь, — нежно улыбнулся он. — Ты показала мне мир таким, какого я не видел раньше. И я не готов отказываться от этого. Я хочу быть с тобой — я хочу смотреть на мир твоими глазами и дальше. Ты же не думаешь,
Я замерла.
— Ты… что ты…
— Только подумай, — промурлыкал он. — Власть, влияние… Доступ к тем, кто принимает решения, к парламентариям, к самому королю… Возможность, заручившись поддержкой короны, наведаться в любой приют и навести там свои порядки… М? Тебя возбуждают такие разговоры? Вот так нужно было тебя соблазнять, а?
Алан, закрыв глаза, потянулся к моим губам.
Я против воли засмеялась прямо в поцелуй. Он невыносим.
— Я все равно не смогу доверить этих детей кому-то другому. Стоит подумать, что мне на смену придет очередная Долорес…
— Святая простыня, усыновим и удочерим, как будто это проблема, — проворчал Алан, покрывая мои губы поцелуями. — Какие еще варианты могут быть? Я, знаешь ли, уже как-то привык к тому, что меня по утрам будят детские крики. А свои привычки я менять не люблю.
Сказав это, он углубил поцелуй, и я прикрыла глаза. Так бывает? Это не сон? Это взаправду? Так хорошо, так тихо, такие ласковые руки и он согласен, правда согласен...
— Иви и Алан целуются-я-я! Они целуются-я-я! — заорал Дерек.
Не сон.
Алан засмеялся, обнял меня крепче и оторвал от земли.
— Да?
Нет! Это же… Так не бывает! Я должна быть умной! И…
— Да, — выдохнула я. — Конечно, да.
— Фу-у-у, сколько можно?! Фу! — Берт, как всегда, всем был недоволен.
— Что бы ты понимал! — воскликнула Бетти.
В особняке что-то грохнуло — дети! Нужно идти и разбираться с теми разрушениями, которые они учинили за пять минут, когда остались без присмотра.
— Покажи мне, — тихо попросил Алан, отрываясь от моих губ. — Пожалуйста.
Он нежно держал меня за талию, дыхание щекотало кожу. Его взгляд был таким мягким и внимательным, что по коже бежали мурашки. Я не сразу поняла, о чем он, а потом улыбнулась.
И показала — сняла наконец с метки барьер, который давно уже надоел мне самой.
По-драконьи рыкнув, Алан опять потянулся к моим губам, сжал меня так, как будто никогда в жизни больше не собирался отпускать.
Эпилог
— Для почетного оформления Билля о правах неблагих приглашается леди Ивари Реннер, — громогласно объявил герольд.
Его голос, магически усиленный, разнесся по всему дворцу и далеко за его пределы — на площадь, где собрались горожане. И простые люди, и неблагие. Конечно, там же были и стражники, и даже солдаты. Их направили туда, чтобы следить за порядком.
Но, судя по всему, такая осторожность
Закон отменял систему контроля, которая давно уже была никому не нужна. А когда-то даже мне пришлось поставить себе на кожу метку: все-таки я была неблагой и собиралась представлять их интересы. Так что следовало играть по общим правилам.
Потому с тех пор у меня на запястье красовалась не только витееватый огненный узор метки Алана, но и черный уродливый браслет: “позорная метка неблагой”.
Собственно, я сама по себе была весьма громким заявлением по поводу того, что касается прав неблагих.
Но с этого дня — никаких больше меток, ура!
Впрочем, намного более серьезным своим достижением я считала то, что десять лет назад было отменено обязательное воспитание неблагих детей в приютах. Теперь они могли расти в семьях, как и нормальные дети.
Вместо этого мне удалось создать систему “консультантов” — тех, кто мог помочь родителям справиться с особенными детьми. Чаще всего консультантами становились взрослые неблагие, реже — обычные люди или даже драконы. Разумеется, все они проходили специальную подготовку, над программой которой я ломала голову несколько месяцев, вспоминая все, что знала о воспитании детей, психологии и о том, как сохранять спокойствие в любых ситуациях (важный навык для любого, кто имел дело с детьми хоть раз).
Нет, приюты остались, конечно! Не все родители горели желанием воспитывать рогатых, крылатых, пушистых и искрящихся огнем детей. Но они больше не напоминали тюрьмы. Я старалась сделать их похожими на большие семьи — такие же, какую когда-то удалось создать мне самой.
“Конечно, мама, — шутила Бетти в ответ на эти мои рассуждения. — Мы были — одна большая неблагополучная семья. И игрушки из выгребной ямы. Отличный пример!”
Вот кто бы мне сказал, что она вырастет такой язвой! Это все влияние Мелиссы. А такой чудесной девочкой была!
Бетти, хоть и любила поехидничать, стала пару лет назад моей правой рукой. Именно она теперь учила консультантов работать с неблагими, направляла их и контролировала — в конце концов я поняла, что она в какой-то момент сняла с моих плеч всю систему обучения.
Я беспокоилась, конечно. Ведь она должна жить своей жизнью, а не моей!
“Мам, почему ты думаешь, что это не моя жизнь?”
“Но ты же так любишь цветы! И у тебя отлично получается с ними справляться! Ты…”
“Ты что, — в ужасе округляла глаза Бетти, — ограничиваешь меня в выборе потому что я — неблагая? Разве я не могу заниматься чем-то другим, кроме как использовать свой дар? Боже, мама! Я и не подозревала, что ты такая шовинистка, оказывается! А прикидывалась-то…”