Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон!
Шрифт:
“Ой, да хватит!”
Я потом заговаривала с Бетти об этом еще несколько раз — а потом однажды увидела, как она успокаивает похожего на ящерку малыша, которого мои подчиненные забрали из приюта настолько ужасного, что приют Хантов во времена Долорес мог бы показаться его фоне даже уютным.
Однажды Бетти все-таки со мной разоткровенничалась — это явно стоило ей немало.
“Мам, наши родители… — Бетти помедлила, а потом выпалила: — Затолкали нас с Бертом в приют, когда узнали, что я всего-то могу цветы вырастить… Допустим, огромные, но это не так уж
Конечно, не плохо, как я могу с тобой спорить? Берт, впрочем, стремлений сестры не разделял.
Когда мы перебрались в столицу и Алан озаботился тем, чтобы найти всем детям учителей (“Если вы не хотите работать с неблагими — катитесь в задницу!”), Берт неожиданно увлекся изучением языков. Древний, арентийский, сальпо, кинжийский... Как приемный сын лорда Алана Реннера он мог построить карьеру дипломата — хотя чего-чего, а дипломатической тонкости ему не хватало. Но Берт с присущим ему упорством не сдавался и пер напролом.
“Даже жалко, что у нас конфликтов с соседями нет, — сетовал Алан. — Вот тут-то Берт бы разгулялся”.
Я изо всех сил верила в то, что Берт научится быть деликатным и тонким. Я, в конце концов, мать, мне положено верить в своих детей! Параллельно с их воспитанием я занималась политикой и общественной работой: благо, я в самом деле получила для этого все возможности. Я хотела сделать так, чтобы ограничений для неблагих и предубеждений против них же стало как можно меньше. Вначале мне казалось, что не хватит и трех жизней, чтобы со всем справиться! И, должно быть, я в самом деле не смогла бы почти ничего без Алана, без его поддержки, советов и помощи. Ну и его власти, и связей, конечно.
Отношение к неблагим постепенно менялось.
Несмотря на это, мне регулярно приходилось разбираться с нарушениями в приютах, воровством, злоупотреблением, грубостью — но это была та работа, которая никогда не заканчивается.
По крайней мере жестокость по отношению к неблагим детям перестала быть нормой — а это уже немало.
— Леди Ивари Реннер? — повторил герольд, и его голос эхом оттолкнулся от стен коридора, по которому я бежала.
Да бегу, я бегу! Ай! Споткнувшись о ступеньку, я едва не упала.
— Осторожно! — поддержал меня под локоть коридорный. — Леди Реннер! Вас проводить?
— Меня пробежать! — бодро откликнулась я и рванула вперед.
Знаю я эти дворцовые традиции: все медленно, неспешно… Этак я до завтра не управлюсь.
— Но в вашем положении…
Я недослушала, что там он собирался сказать про мое положение.
Что он вообще понимает в моем положении? Как будто мужчины могут быть беременными.
Боже, да когда же этот дворец закончится! Никогда не понимала, зачем короли живут в таких местах. Коридоры-коридоры, лестницы-лестницы, лепнина-лепнина, картины-картины… Как в музее!
Его величество, который оказался довольно добродушным и открытым новому (настолько, что позволил мне заниматься делами неблагих и, пускай и не сразу, но принял
А я радовалась, что Алан не король, а — всего лишь канцлер. Так что мы можем жить в уютном особняке, который похож на дом, а не на выставку изящных искусств.
— Леди Ивари…
— Я здесь, я здесь! — выпалила я, влетая в Светлую галерею — главный церемониальный зал дворца, где проходило торжественное подписание Билля о правах неблагих.
Всего подписи должны быть три: его величества, лорда канцлера и главы парламента.
Но в этот законопроект его величество решил добавить и мою подпись тоже — видимо, ему это показалось символичным и красивым жестом.
Который я испортила.
Боже, как неудобно!
— Добрый день, здравствуйте, добрый день… — бормотала я, быстро-быстро двигаясь по красной дорожке.
Вот я недотепа!
Тянулась эта красная дорожка через весь огромный церемониальный зал, сейчас — наполненный людьми и драконами. Члены парламента, аристократия, королевская семья, даже парочка парламентских делегаций…
В общем, красиво и с большой помпой.
Наконец зал закончился и я, с облегчением выдохнув, оказалась у огромного стола, на котором лежал, собственно, билль.
Его величество, удивительно невозмутимый для дракона и тем более для короля, кивнул. Кажется, даже улыбнулся: морщинки, разбегающиеся лучиками от уголков глаз, стали четче. Пожалуй, узнав его поближе, я поняла, почему тогда, много лет назад, Алан встал на его сторону и считал его “не худшим вариантом”.
Глава парламента, чем-то похожий на Аба, разве что в миллион раз более заносчивый, не удостоил меня и взглядом. Он был человеком, но считал меня ужасной выскочкой из-за того, что я, видите ли, лезу в политику.
Ничего, потерпит.
Секретарь церемонно протянул мне перо. Так, осталось отдышаться. Не хватало только кляксу поставить!
Кто-то в толпе закашлялся, явно пряча смех. Кто-то, ага. Подняв взгляд, я увидела, разумеется, Мелиссу. Она стояла рядом с остальными детьми, недалеко от стола, и беспардонно надо мной смеялась.
Невыносимая девчонка!
Говорила я Алану, покупать ей театр — это как-то перебор! Нет, я не отрицала, что Мелисса талантлива. Но ее нельзя баловать, с ее-то характером. Ладно-ладно. Конечно, я это не всерьез. Только баловать ее и нужно.
Поймав мой взгляд, Мелисса широко улыбнулась и жестом показала мне расправить плечи и повыше вздернуть подбородок.
“Мам, это же как пьеса! — наставляла она меня накануне. — А ты — главная героиня! Все должно быть эффектно!”
“Мелли, это просто формальность”, — ворчала я.
“Мам!” — возмущались дети все хором и снова принимались доказывать мне, как я неправа.
Что мне нужны платье, речь, прическа и все остальное. Что парламентарии сожрать меня готовы из-за того, сколько веса в политической жизни страны я вдруг приобрела. Король мне благоволит, за канцлером я вообще — замужем… Возмутительно!