Хозяйка розового замка
Шрифт:
Четвертый год Франция непрерывно воевала, и вот — новая война… Мысли у меня были самые мрачные. Я так любила Италию… И те дни, что мы путешествовали верхом по тосканскому побережью, были как счастливый сон… У меня сжималось сердце, когда я думала, что сюда идет Бонапарт, чтобы огонь его пушек и дым от выстрелов застил это синее небо, чтобы цветущие города превратились в пепелища, чтобы трупы лежали на выжженных равнинах, чтобы были ограблены богатейшие музеи Флоренции, того мирного города, где я сейчас сижу на балконе… И я не сомневалась, что очень скоро мы почувствуем, как флорентийцы, да и все прочие итальянцы, обычно такие благожелательные,
Правда, еще не было ни одного сражения, и австрийская армия, противостоящая французам, не казалась слишком слабой. Напротив, военная биография Бонапарта не давала никаких причин для уважения и восхищения. Генеральские эполеты новоявленный главнокомандующий заработал не в сражениях с иностранными армиями, а подвигами против мятежных французов. Его называли «генералом из алькова», «корсиканским интриганом», «военным из прихожей». Он женился на Жозефине де Богарнэ, любовнице Барраса, зная, что она таковой остается, — внешне это выглядело как чисто карьеристский поступок, попытка приблизиться к Директории и через свою жену влиять на Барраса, задающего там тон. Я ни разу не видела Бонапарта, но слышала, что некоторые остряки прозвали его gringalet — «замухрышка», да и вообще все его прошлые поступки вызывали у меня глубочайшую неприязнь.
Словом, все позволяло надеяться, что Бонапарт будет немедленно выбит из Пьемонта и полетит назад вверх тормашками.
И все-таки… Зачем эта война? Кому она нужна, кроме агрессивных, жестоких, честолюбивых мужчин, которые мнят себя умными, а сами глупы, как табуретки?!
Я отложила газеты, приказав себе больше не думать о вещах, которые ничуть от меня не зависят, и подумала о другом. Александра целый день не будет — он, попав во Флоренцию, не мог думать ни о чем другом, кроме здешних собраний живописи. Вчера я полдня сопровождала его, пока, наконец, картины не стали мелькать у меня перед глазами и я не сдалась. Сегодня герцог продолжал свои изыскания, а я осталась в гостинице. Но зачем мне сидеть здесь весь день?
Мои мысли снова и снова возвращались к матери. К роскошному надгробию из белого каррарского мрамора, установленному неизвестной богатой дамой. Кто она? У меня даже не было пищи для догадок. Я не знала ни одной знакомой своей матери, я вообще ни одной женщины во Флоренции не знала.
Кроме… Я вспомнила свою странную беседу с королем Неаполя. У него случайно вырвалось имя, и эта случайность теперь показалась мне настоящей удачей. Анджела Лоредано… Да, именно так он сказал. Есть ли возможность ее найти? Я бы могла встретиться с ней сегодня! Если и не она установила надгробие, то уж во всяком случае она знала мою мать — так говорил Фердинанд.
Я не спеша оделась, надела шляпу, вставила в уши крошечные бриллиантовые сережки, взяла дамскую сумочку… И, убедившись, что выгляжу изящно и привлекательно, заперла за собой дверь.
Направляясь к выходу, я, пока спускалась по ступеням и шла через двор, дважды спросила — у хозяйки гостиницы и у привратника, — не слышали ли они о некой синьоре Лоредано, которая жила или живет во Флоренции. Они в ответ пожимали плечами.
Тогда, пройдя вдоль галереи Корсини и церкви Санта-Тринита, я повернула к реке. Здесь я встретила полицейского и задала ему тот же вопрос.
— Нет, я совсем не знаю такой дамы, синьора. Может быть, вам следует обратиться к начальнику полиции.
Я
Но я все же спросила у извозчика:
— Не знаете ли вы здесь, во Флоренции, синьоры Лоредано?
Он покачал головой.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, не знаю.
Коляска ехала по Понте Веккьо — мосту, пересекавшему Арно, — и я, приказав извозчику остановиться, сошла. В конце концов, не было никакого смысла в том, чтобы ездить по Флоренции и глядеть по сторонам. На Понте Веккьо было множество богатых ювелирных лавок, я зашла в одну из них. Хорошенькая продавщица, очень приветливая, разложила передо мной целую коллекцию вышитых золотом кошельков, золотых табакерок, чёток, сережек, браслетов, бриллиантовых пуговиц, жемчужных булавок и прочих дамских безделушек, — и я не могла не ответить на ее любезность. Я купила кое-что для себя, для Авроры, приобрела легкие алмазные сережки для своих близняшек — когда-то же они им понадобятся… Если эти вещи были не так уж нужны мне, то останется хотя бы память о Флоренции.
И, заплатив довольно приличные деньги, я не могла удержаться и спросила:
— Не слышали ли вы чего-нибудь о синьоре Анджеле? Мне очень хотелось бы с ней встретиться.
В этот раз я сказала не «синьора Лоредано», а «синьора Анджела», и продавщица оживилась, обрадованная возможностью мне помочь.
— Синьора Анджела! Это вы, наверное, имеете в виду синьору Раньери, мадам? Она самая лучшая модистка во Флоренции. Все знатные дамы и сама герцогиня Тосканская — ее клиентки.
— Так вы ее знаете? — спросила я осторожно, полагая, что за неимением синьоры Анджелы Лоредано следует попытаться найти хотя бы синьору Анджелу Раньери.
— Ее все знают, мадам. Моя хозяйка — она тоже у нее платья покупает…
— А как я могу ее найти?
Посовещавшись с подругой, продавщица охотно объяснила:
— Это между церковью Санта-Мария Новелла и библиотекой Лоуренциана, в том самом квартале… Вам лучше нанять извозчика. Хотите, я вам его сама найму?
— Благодарю вас, — сказала я, — извозчик как раз меня ждет.
Я ехала по указанному адресу, убеждая себя, что не следует слишком надеяться на успех. Раньери — это вообще не та фамилия, которую мне назвали. Но, с другой стороны, если судить по знакомству названной мне женщины с моей матерью, Звездой Флоренции, то эта синьора Анджела была довольно известна — настолько, по крайней мере, чтобы о ней знала продавщица…
И я еще раз подумала: Флоренция — это же город моей матери. Двадцать лет она жила здесь, ездила по флорентийским улицам, видела то, что вижу сейчас я… Я усмехнулась, вспомнив, как она хотела забрать меня сюда из деревни. И словно снова услышала ее голос: «Ты красива, Ритта. У тебя золотые волосы, и, когда ты вырастешь, все мужчины будут оглядываться тебе вслед, потому что блондинка во Флоренции редкость. Если, конечно, ты будешь жить не в этой деревне и сумеешь встретить настоящих мужчин». Хорошая же у нее была манера говорить с семилетним ребенком… Я Авроре до сих пор еще такого не говорила, а ей уже тринадцать.