Хозяйка розового замка
Шрифт:
У меня сердце облилось кровью — не так за Флери, которую я почти не знала, как за Джакомо, который так переживает. У него даже руки дрожали. Я подалась к нему, крепко обняла.
— Возьми себя в руки, Джакомино. Ну, пожалуйста! Вам следует забрать Жоржетту из магазина. А Флери…
На щеках Стефании выступили красные пятна.
— Не стоит говорить о Флери. Если ей больше нравится там, куда ее увезли, пусть там и остается. Целых три месяца она здесь даже не показывалась.
— Может, еще покажется, — отозвался Джакомо.
— Если покажется, я выгоню ее за порог!
Я слушала эту перепалку, сильно сжимая руку брата. Ход
— Стефания, — сказала я громко, — каждый волен выбирать свою судьбу. И от того, что Флери уехала со стариком, она не перестала быть твоей дочерью.
— Она перестала быть ею тогда, когда не пожелала навестить нас. Она ведь знала, как мы тревожились!
— Флери еще ребенок. Нельзя требовать от нее многого.
Я повернулась к брату:
— Джакомо, если вы хотите вернуть ее, по-настоящему хотите, вам следует обратиться в полицию. Флери несовершеннолетняя. Если вы заплатите, ее станут искать. Теперь вы переедете в новый дом, у вас будут деньги, и у нее не будет необходимости жить со стариками.
Стефания глухо проворчала, что это глупо — тратить деньги на поиски девчонки, которая при малейшем желании может прийти сама, но я ощутила, что Джакомо склоняется к моему мнению.
Пока я обнимала брата, мой взгляд упал на девятилетнего Ренцо, прислонившегося к косяку двери. И по возрасту, и по росту, и даже по чертам лица он был очень похож на моего Жана. Просто удивительно… Глаза у них только по цвету отличаются, а в сущности — настоящая копия… Я вспомнила, как мил и приветлив был этот малыш со мной, как он засыпал у меня на коленях… Пожалуй, из всех детей Джакомо истинную нежность я испытывала только к своему племяннику. Он и Жан — кузены…
И я неожиданно даже для себя вдруг спросила:
— А что если я заберу Ренцо с собой в Бретань?
Прежде чем меня успели прервать или засыпать вопросами, я поспешно добавила:
— Он был бы другом моему сыну. Они учились бы вместе. Ренцо получил бы отличное образование. А почему нет? Ради его же блага вы могли бы согласиться…
— Но мы останемся совсем одни, — сказал Джакомо.
— У вас есть Жоржетта. Любите ее. Следите за ней получше. А Ренцо… что скажет он сам?
Ренцо своим взглядом безмятежных черных глаз дал мне понять, что не имеет какого-либо мнения по этому поводу.
— А почему нет? — вдруг повторила мои слова Стефания. — Мы оба не так уж молоды, мальчишка совсем отобъется от рук и угодит в какую-нибудь скверную компанию… Ты же будешь хорошо его содержать, да?
— Так же, как своего сына.
— И он будет часто приезжать к нам?
— Он к вам, вы — к нему, — как захотите.
— Так почему бы и нет?
Задача была решена.
Александр по отношению к моей родне со стороны матери занимал позицию полного невмешательства — он не проявлял желания знакомиться с моим братом и его семьей, но не мешал и мне поддерживать с ними отношения. Когда я робко сказала ему об отеле, он, секунду подумав, ответил с полным равнодушием, что это неплохая мысль. Тогда я уже более уверенно рассказала ему о Ренцо.
— Вам это действительно нужно, дорогая? — спросил он слегка удивленно.
— Это мой племянник. Ну, Александр, я прошу вас!
— Не стоит просить. Я не против. Но предупреждаю вас, Анне Элоизе это не понравится. Вам придется выдержать ее неодобрение.
— И вы, разумеется, не станете на мою сторону.
— Не стану. В споры
Заметив, что я слегка задета столь откровенно высказанным безразличием, он осторожно поднес кончики моих пальцев к губам.
— Когда я женился на вас, Сюзанна, я знал, что вы станете хозяйкой Белых Лип. И я согласен с этим. Я уверен в вас. Воспользуйтесь этой уверенностью в полной мере. Это ваше право.
4
Белые Липы предстали перед нами неожиданно. Не в силах сидеть спокойно, я высунулась из окна кареты, вдыхая напоенный сосновой смолой воздух. Узкая дорога петляла словно среди густой чащи, мощные дубы и ели наступали на карету, колючки густых зарослей можжевельника тянулись едва ли не к моему лицу. Но вот среди могучих стволов мелькнула одна колонна из розового гранита, потом другая, а между ними я успела заметить золоченые вертикальные копья решетчатой ограды. Дорога вдруг расширилась, и, будто по мановению волшебной палочки, перед нами распахнулись легкие ажурные ворота.
Мы покатили по главной подъездной аллее, усыпанной белым песком. Деревья по обе стороны росли еще очень густо и напоминали дикий старый лес, но сама ухоженность главной дороги говорила о том, что мы уже дома. Уже в Белых Липах.
Я не узнавала их.
Это было другое поместье — поместье, где жизнь била ключом. Я словно впервые попала сюда. Осенняя мрачность, холод — все кануло в прошлое. Теперь здесь была жизнь. И я с радостью чувствовала это на каждом шагу.
Столетние серебристые тополя, вздымающиеся вверх на сто футов, — мощные, красивые и трепещущие — разошлись в стороны, и перед нами открылся вид на дворец: грандиозный землянично-розовый замок, его белые колонны, золоченые решетки и купола, — замок в окружении фонтанов и клумб, партеров, рисунок которых был выложен из толченого кирпича, и зеркальных прудов, контуры которых подчеркивались каменными рамами. Там были фонтаны, и брызгами разлеталась вода.
Я только сейчас осознала, какой непередаваемый вид откроется из окон моей спальни. Каскад сверкающих фонтанов, водопадами низвергающаяся вода… Капли воды дрожали даже в воздухе. Посреди зеркальной поверхности одного из прудов из широкой раскрытой пасти извивающейся каменной змеи извергалась, пенясь и шипя, и распадалась на мириады алмазных брызг струя воды высотой чуть ли не в семь туазов. Наяды с тритонами, бронзовые сирены, трубящие в раковины, гномы, нимфы, сказочные персонажи — все, казалось, плескались в чистой голубой воде, шаловливо выпускали струи изо рта, взбивая пену вокруг беломраморных окружностей фонтанов. Струи падали и тихо журчали.
А еще цветы… Я никогда еще не видела такого яркого и обильного цветочного моря, Белые Липы просто утопали в том пестром благоухающем разнообразии. С роз осыпались шелковые лепестки — огненно-красные, серебристо-белые, махровые. Ноготки тянули к солнцу свои алые головки. У самой земли среди зелени скромно сияли бархатные звездочки маргариток, а из-под сердцевидных листьев выглядывали грустные фиалки. Пышная бугенвиллея была увешана, будто для карнавала, фонариками ярко-малиновых цветов. Пурпурные и золотые цветы амаранта, как огненные столбы, стояли над зеленой листвой. Благоухали душистые левкои. Розовые циннии красовались среди сизо-зеленых зарослей ароматного горошка. Густо обрызганные водой, они испускали тонкий пьянящий аромат.