Хозяйка розового замка
Шрифт:
— Сударь, уверяю вас, вы глубоко ошибаетесь. Мой муж никак не мог сделать того, о чем вы говорите.
— У нас есть доказательства. Вашему мужу не отвертеться.
— Господин капитан, я не знаю, что у вас есть. Вот уже целая неделя, как мой супруг уехал в Париж, и, когда вернется, я уверена, он сумеет представить вам много свидетелей, которые видели его в Париже.
— Это ложь. Вы обманываете нас.
— Я не могу сказать ничего другого. И если вы еще раз посмеете разговаривать со мной таким тоном, я поднимусь к себе больше не скажу вам
— От того, что вы говорите сейчас, нам мало толку.
— А вы хотели бы, чтобы я оболгала своего мужа?
Жандарм умолк и исподлобья поглядывал на меня. Его солдаты напряженно стояли во дворе, готовые исполнять любой приказ.
— Вы утверждаете, что ваш муж в Париже? — наконец хмуро спросил он.
— Да.
— Где именно?
— В какой-то парижской гостинице.
— Когда он вернется?
— Не имею представления.
— Вы, его жена, не знаете, когда он вернется?
— Да. Не знаю.
— Вы лжете.
— Сударь, — сказала я, все более убеждаясь, что никакими иными доказательствами, кроме собственных догадок, этот капитан береговой охраны не располагает, — мне не остается ничего другого, кроме как привести в исполнение свою угрозу.
Я быстро поднялась по лестнице и заперлась в своей комнате. Пальцы у меня дрожали. Я ощущала себя как никогда незащищенной и беспомощной. Несмотря на то, что я вела себя с капитаном достаточно вызывающе, внутри у меня все заледенело от страха и тревоги. Я боялась и за себя, и за Александра. А больше всего боялась, что прежние времена вернутся — те времена, когда меня били, оскорбляли, унижали, грозили бросить в тюрьму.
Внизу громким голосом командовал сержант. Он приказал служанке открыть кабинет Александра, и его солдаты устроили там обыск. Я сидела молча, вздрагивая всем телом. Обыск длился до самого вечера. Потом они уехали.
В мою дверь скребся Гариб, тихим голосом сообщая:
— Госпожа! Госпожа! Они ничего не нашли!
Я не отозвалась. Добравшись до постели, я уткнулась лицом в подушку и заплакала. Впервые после того, как мы с Александром полюбили друг друга, я почувствовала себя глубоко несчастной. Снова пришло понимание того, как неустойчиво наше благополучие. Ну, на этот раз все обошлось. Но жандармы будут приезжать и приезжать, раз за разом, до тех пор, пока…
А еще меня убивало отсутствие известий о герцоге. Ведь он дал слово извещать меня! И вот получается, что о той злосчастной стычке у Сен-Брие я узнаю от Брике и жандармов. И неужели именно такая жизнь меня ждет? Жизнь в постоянном одиночестве, от весточки к весточке? Одному Богу известно, смогу ли я выдержать такое!
Ах, если бы я знала, на сколько долгих лет все это растянется…
2
Сентябрь во всех отношениях начался для меня печально. Не было вестей от Александра. Приезжали жандармы с обыском. И, наконец, я убедилась в том, что и на этот раз ребенка у меня от Александра не будет. Это, пожалуй, разочаровало меня больше
За дни, проведенные без герцога, я хорошо поняла, как много теряют Белые Липы, когда здесь нет Александра. Я очень скучала. В поместье остались люди, которые особого восторга у меня не вызывали. Разве могла я коротать вечера, например, с Анной Элоизой? Она и сама не искала моего общества. Старый герцог целыми днями копался в своем огороде, да и вообще он почти не интересовался мной. Я с грустью думала, что скоро наступит октябрь и придется отвезти Жана и Шарля в коллеж. С ними отправится Ренцо, а также Марк, который был частым гостем в замке. Дом совсем опустеет, и станет смертельно скучно. Ничего нет хуже, чем проводить унылую бретонскую осень в одиночестве.
Констанс, графиня де Лораге, моя соседка, была еще так больна, что не выходила на прогулки в наш парк. Таким образом, и с этой стороны я была совсем одинока.
Но десятого сентября, словно для того, чтобы рассеять все мои печали, в замок совершенно неожиданно вернулся Александр.
Дело было вечером, и сумерки уже сгущались, но я разглядела всадников еще на подъездной аллее. Минута — и они были уже перед дворцом. Как была, в одном шелковом халате, я опрометью слетела вниз и бросилась ему на шею.
Меня поразило, как он изменился за каких-то пятнадцать дней отсутствия: похудел, помрачнел… Черты лица стали еще резче. Губы обветрены, чуть ли не потресканы. Александр был небрит — я, кстати, впервые видела его таким, а его кожа, и так достаточно смуглая, еще больше потемнела от бретонских холодных ветров.
Мои губы укололись о его колючую щеку.
— Вы оправдались? — Это было первое, что я смогла выдохнуть.
— Я не оправдывался.
— Но вы знаете о жандармах? Вы были в Ренне, надеюсь? Вас хоть не арестуют сейчас, когда вы приехали домой?
— Дорогая, с этим делом покончено. Я все уладил. Меня никто не арестует. Я вне подозрений.
— Стало быть, вы сумели оправдаться?
— Нет. У них просто не было доказательств моей вины.
Сразу успокоенная, обрадованная тем, что вижу его, я ласково спросила:
— Вы, надеюсь, надолго?
Он ничего не ответил, лицо его было озабочено. Даже еще не расспросив его, я поняла, что стычка возле Сен-Брие — дело его рук. Он совершил это, чтобы оправдаться перед шуанами, чтобы снова завоевать их уважение. В этот миг я заметила, что он настойчиво меня отстраняет.
— Я не один, carissima.
Это действительно было так. Стягивая на груди халат, я с тревогой выглянула из-за плеча мужа и увидела огромную фигуру Жоржа Кадудаля, а за ним — Поля Алэна и еще какого-то человека, которого я не знала.
Я с горечью взглянула на Александра. Мне было ясно, что у него нет сейчас для меня времени.
Кадудаль низко мне поклонился.
Я едва ответила ему, глядя на него как на главного своего врага, который забирает у меня мужа.
— Разбудить Анну Элоизу? — спросила я сухо, обращаясь к герцогу.