Хозяйка закрытого города
Шрифт:
– Встать! – от его зычного голоса вздрогнула даже я.
Стражники торопливо поднялись, не поднимая взгляда, один из них шагнул вперед.
– Господин Виньер, поймали воровку на главной площади. Украла пирожок у Горгорина.
Старик перевел взгляд на меня, внимательно присмотревшись, взмахнул рукой, и стражники бросились к двери. Не вышли из кабинета, встали у выхода.
– Подойди, – это уже мне.
Я шагнула вперед. Без особо страха заглянула в глаза господина Виньера, и по телу пробежали мурашки. Главный
– Господин…
– Я не давал тебе слова, молчать! Давно промышляешь воровством?
У меня даже глаза вытаращились. Быстро замотала головой и осторожно произнесла:
– Я хотела есть…
А теперь и пить мне хочется намного сильнее, чем раньше. Сладкий пирожок вкусный, но слишком приторный. Мой взгляд метался по кабинету, но ни бутылки, ни графина с водой видно не было.
– И что, ты считаешь, что это оправдание? Если каждый, кто хочет есть, станет воровать, то для чего вообще торговцы?
Я молчала, не зная, что сказать. В мыслях проносились только маты, но боюсь, в этом разговоре они неуместны.
– Отвечай!
Вздрогнув, замотала головой. Вот теперь мне было страшно. Главный королевский страж не выглядел жалостливым, и чую, пощады мне не будет.
– Я отработаю, пожалуйста! Только дайте мне хоть какое-то задание!
– Уведите ее, немедленно!
Стражники тут же подскочили ко мне, с силой схватили за предплечья и поволокли на выход. От боли и внезапно накатившей злости, я не соображала, что делаю и в сердцах выкрикнула:
– Тварь безжалостная!
Напоследок, прежде чем меня вытащили за дверь, я увидела свое будущее на лице господина Виньера – мне конец.
Еще несколько коридоров, темное помещение, лестница вниз, и меня бросили за одну из железных дверей. В крошечной камере не было даже окошка, а пол и стены были покрыты толстым слоем пыли. Следующие несколько часов, или минут – для меня теперь время не имело счета, я чихала. Легкие оказались забиты пылью мгновенно, и без того грязная одежда стала еще грязнее.
За мной пришли все те же стражники, молча потянули на выход, потом на улицу и снова на площадь…
Я щурилась от слепящего меня солнца, пока на мои руки и ноги надевали кандалы. Народу здесь собралось немыслимое количество, шумные разговоры сливались в один сплошной вой…
Мне было все равно. Я чувствовала себя так, словно меня прокрутили через мясорубку. Сонливость, усталость, голод, жажда… Не о такой жизни я мечтала.
Меня увели на небольшое возвышение, впереди было еще одно – на него уже поднимался главный королевский страж. Все в той же черной мантии, начищенных до блеска сапогах и с лютой злостью во взгляде.
Два дня проведенные словно в аду, две ужасные бессонные ночи… Нет, это все неправда, я просто сплю.
– …приговор вступает в
Сухощавая рука уже занесла деревянный молоточек над бронзовой пластиной, как вдруг из толпы вырвался мужчина, грязный, в лохмотьях, со спутанными темными волосами. Он бросился к возвышению, на котором стоял страж, и упал на колени.
Мысленно прокляла его. Задерживает только весь процесс! Отвели бы меня уже в камеру, или куда там, может хоть там вода есть. Я нервно усмехнулась и ссохшиеся губы треснули, от резкой боли из глаз брызнули слезы.
– Кто ты такой? – грозный голос Еринбурга Виньера заставил замолчать всех. В наступившей тишине послышалось слабое:
– Я прошу передать наказание мне! Умоляю вас, господин!
Зачем ему это надо? Я ошарашенно смотрела, как мужчина ползет на коленях к стражу. Господин Виньер молчал с минуту, а после поднял голову и проговорил:
– Наказание передано! Увести его!
Громкий стук молотка по бронзовой пластине, звон свалившихся с меня кандалов, и радостно улюлюкающая толпа… Какой-то нездоровый бред…
– Че стоишь? – рык мне на ухо одного из стражников. – Уходи отсюда, оборванцам в столице не место!
– Скажите, почему он передал наказание? Кто этот мужчина? – я кричала вдогонку стражникам, и один из них повернулся в мою сторону.
– Совсем глупая? На твоем месте я бы выбрал Хельер, а теперь ты сдохнешь от голода или лихорадки.
Они ушли, я осталась стоять, растерянно оглядываясь по сторонам. Слишком уныло, слишком страшно, и эти цепкие взгляды со всех сторон. Я не сделала ничего плохого этим людям, меня ненавидят только лишь за то что… За что?
Слез уже не было, усталость оказалась настолько сильной, что даже плакать не могла. Люди потянулись с площади, и я влилась в поток, меня толкали, отшвыривали и щипали, но, стиснув зубы, упорно шла вперед.
Что-то в тот момент мне не позволило сдаться. Какое-то неясное ощущение в душе давало понять – все будет хорошо, обязательно будет! Мне бы только продержаться, только бы не впасть в отчаяние.
Глубокой ночью я вернулась в город, интуитивно отыскала дом Нэта и, постояв у входа пару минут, вошла внутрь. Когда поднялась по лестнице и тихонько, крадучись, вошла в комнату, Нэт подскочил.
– Вернулась, – недовольно пробормотал, кинув взгляд на Оди – девочка что-то говорила во сне, не разобрать.
Я прошла к столу, села на стул и впервые за день почувствовала облегчение. Ноги гудели, голова кружилась, я едва могла различить в полумраке лицо Нэта. Мужчина достал из-под стола деревянный бочонок, вытащил откуда-то железную кружку и налил в нее воды.
На мой жадный взгляд только усмехнулся и протянул кружку мне. Осушила, он наполнил снова, и так три раза. Счастья, подобного тому, что ощутила, утолив жажду, я еще никогда не испытывала.