Хозяйка. Рассказы о людях и нелюдях
Шрифт:
– Они же умные звери, без причины не тронут. – Легкомысленно заявил художник.
– Хорошо. Правду скажу. – Решился лесник. – В лесу живёт старушка, и поговаривают, что она ведьма.
– Вот это да! Непременно познакомлюсь. – Оживился Иван.
– И думать забудьте!
– Почему? Она, наверное, знает много по истории края.
– Разве что края света. – Раздраженно сказал лесник. – Она туда многих спихнула, за тот край. Немая к тому же.
– И как она выживает? Может быть, чем-то помочь ей? Обязательно узнаю.
– Вбили себе в голову чёрт знает что, извините. – Раздраженно махнул
* * *
Старуха поставила в угол метлу. Шаркая валенками, подошла к печи, вытащила чёрного кота, гревшегося в золе, посадила на пол. Кота когда-то принёс в лес и выкинул местный житель – видимо, пушистый проныра повадился есть цыплят и от него избавились. Хозяйка сунула в печь горсть сухих листьев, пучок щепок, сверху положила пару поленьев. Взяла два камня и, ударив друг о друга, высекла огонь. В дверь постучали. Она пожала плечами, открыла – на пороге стоял кудрявый молодец лет двадцати с простоватым лицом, волосы давно не стрижены, за спиной красная котомка. Старуха зашипела. Кот тоже. Она привыкла, что вызывают долго и церемонно, а не ломятся в избу.
– Здравствуйте, бабушка. – Весело произнёс гость и с глупым видом почесал в затылке. – А я ваш сосед, Иван. Познакомиться пришёл.
Старуха отступила в сторону, Иван шагнул в избу. Сунул руку в свой красный рюкзак и выложил на стол несколько пакетов – решил побаловать нищую пенсионерку конфетами и пряниками из местного магазина. Старуха обнюхала дары. Указала Ивану на шаткую лавку. Из горящей печи вытащила чугун с водой, поставила на стол две помятые жестяные кружки, налила кипятка. Вернула чугун в печь. Подошла к связкам трав в углу, отщипнула от одного, от другого сухого букета, помяла в горсти, кинула в кружки. По избе поплыл дивный аромат. Старуха села на табурет напротив гостя. Подвинула к нему кружку. Взяла в руку конфету, обнюхала, не разворачивая фантика, кинула в рот, стала с хрустом жевать.
– Надо вот так. – Иван избавил конфету от обёртки, показал старухе. Она кивнула. Он разглядывал её жилище – с печки свешивался край бурой шкуры. Возле стояли ступа и метла. На полке виднелась старинная посуда – впрочем, деревенские хозяйки и сейчас пользуются кринками, деревянными ковшами.
– Здорово у вас! Как в сказке! Только не обижайтесь, вы на Бабу Ягу похожи. – Сказал Иван и тут же смутился. – Ой, какой же я дурак! Вот ляпнул! Извините, пожалуйста.
– Ядзя, – сказала она хриплым голосом. – Ядзя.
– Так вы не немая?
– Я всем отвечала, но никто меня не слышал. Уже много лет.
– Имя на польское похоже. Вы из Польши?
– Не ведаю такого края.
– И давно тут живёте? Трудно, наверное, одной? Родни не осталось?
– Все померли, все во мне. – Она коснулась рукой солнечного сплетения. – Доля такая. Была голодная зима, рыба ушла далеко от берега, зерна не осталось.
– Вы жили у моря? Где?
– Море тут было.
Всё-таки малость не в своём уме старушка – подумал Иван.
– Правнуки взяли меня под руки, сказали: «Ты стара, помирать пора – голодная зима». Отвели в лес. Стояли там много домов на кореньях-ногах, в таком доме не сесть, не встать. Мёртвых дома. Правнуки сказали: «Баушка, прости нас,
Почему-то рассказ старухи не пугал Ивана, он прихлёбывал чай и вежливо кивал. Ему было спокойно и тепло в пропахшей дымом избе, намного уютнее, чем в огромном особняке.
– А вам не было жаль богиню? – Поинтересовался он.
– Я освободила её для новой шкуры. Потом тысячу раз встречала – и лисицей, и соколом, и лебедью, и волком. Каждый раз она учила меня чему-то новому.
– А почему с изнанки мира?
– Ты потрошил рыбу, зверя или человека?
– Приходилось. Не человека, конечно! – Поспешно уточнил он.
– Когда смотришь в распоротое брюхо дичи, то видишь её изнанку. Если вывернуть наизнанку человека – каким он будет? Самое главное прячется внутри. Благодаря тому, что кровь течёт, а сердце бьётся – существо живёт. И мир живёт благодаря тому, что скрыто с его изнанки, которую мы не видим.
Внезапно Иван заметил, что стены избушки стали бугриться, и вдруг из закопченных брёвен начали стремительно прорастать ветки, на ветках набухли почки, брызнули свежей зеленью, бутоны развернулись крупными цветами, сквозь ветви забрезжил солнечный свет.
Иван встал, развёл руками листву. Вышел, словно из пещеры, на поляну. Деревья вокруг стояли гигантские, не в три, в десять обхватов, топорщились папоротники, вспархивали гигантские бабочки. Затрещали сучья от чьих-то тяжёлых шагов, и на поляну ступил огромный медведь. Взревел. Иван не ощущал страха. Медведь поднялся на дыбы, повёл плечами, и вдруг шкура соскользнула с него – перед Иваном возникла обнажённая смуглая женщина – сильное стройное тело, неровно остриженные, скорее, обрезанные ножом коричневые волосы, большие янтарные глаза, тонкий нос с горбинкой, полные, резко очерченные губы. Она разглядывала его с любопытством. Ноздри раздувались, словно сейчас скажет: человечьим духом пахнет. Дикая самка. Обошла Ивана, словно присматриваясь к новому приобретению, потом властно схватила за руку, повела за собой.
…Очнулся за столом перед пустой кружкой, невольно коснулся рукой – ещё тёплая. А казалось – прошёл целый день. Он в том цветущем мире охотился на чудовищ, потом жарил их мясо на костре, занимался любовью с прекрасной незнакомкой, плавал в кристально-чистом озере среди изумительных золотых рыб, видел пролетающих над головой драконов, шаманил и вызывал духов.
Иван посмотрел на старуху, та гладила чёрного кота, мурлыкающего так громко, словно возле избы заводили трактор.
– А ведаешь, что я твоё желание должна исполнить? За то, что имя угадал. – Проскрипела она. – Называй. Да поспешай.