Хозяйка

Ермакова Мария Александровна

— Около трехсот, — серьезно ответил Ларрил. — Половина из них состоит в патрулях Ассоциации, другая, в основном, торгует. Но есть и исключения. Например, Ту-Ганн — главный врач М-63.

— Главный врач станции — ту? — удивилась Татьяна. — Никогда бы не подумала. А почему мы до сих пор не знакомы?

— В прошлый твой визит он отсутствовал, посещая родной мир, — проангел улыбнулся. — Он — хороший врач. Как и ты!

— Однако Ту-Гак предпочел обратиться ко мне, — мгновенно среагировала Татьяна Викторовна, — почему?

Ларрил поморщился.

— Ту-Ганн — ортодокс, который свято придерживается Закона ту, правда, только в отношении своих соотечественников. Он бы отказался лечить

Ту-Гака, вбил бы в его голову пару священных текстов и отправил бы домой — на выбраковку.

— Какой ужас! — тихо сказала Татьяна. — Неужели в этой просвещенной, напичканной чудесами науки и техники галактике еще такое возможно?

— Танни, — укоризненно покачал головой проангел, — эта галактика так велика, что тут возможно еще и не такое. Твое счастье — ты не знаешь, что происходит на окраинах, в секторах, захваченных гоками и сатианетами, на малопосещаемых космических трассах. Ассоциация делает все возможное для поддержания порядка, и силы наши велики, но расстояния еще больше!

Мысль о кристалиновой основе костяка ту всю ночь не шла у Татьяны из головы. Еще до завтрака разбудив Ту-Ропа и выпустив его из Икринки, Татьяна поспешила изучить полученные данные. Наличие кристалина во всех трубчатых костях подтверждалось и у Ту-Ропа. Не выходя из операционной, она запросила у Э данные из сети Лазаретов и Глокса. Глокс выдал общераспространенную информацию, в которой ни намеком не сообщалось про интересную особенность анатомии ту. А вот Управляющий Разум удивил, сообщив, что запрашиваемые подробные данные анатомии и физиологии «йети» с Майрами хранятся в ментатронных архивах станции и для их получения требуется специальное подключение через ячейки памяти Лу-Тана. Впрочем, это только подтверждало догадку Татьяны Викторовны, что доктора Лазаретов причастны к тайне. Подумав, она решила проверить еще одну гипотезу.

— Ты говорил мне про медицинские матрицы на М-63, помнишь? — она налила проангелу и себе чаю, выкинула очередную порцию экспериментальных образцов кофе из синтезака. — У всех ли обитателей М-63 заведены такие матрицы?

— Нет, конечно. Обязательное освидетельствование проходят сотрудники Ассоциации, экипажи транспортных кораблей, имеющих постоянные маршруты движения через М-63. А из остальных медицинские матрицы заведены только на тех, кто хотя бы единожды обращался ко врачу.

— Наверняка среди них почти нет ту, — заметила Татьяна.

Ларрил согласно взмахнул крыльями.

— Они не подвержены инфекционным заболеваниям, а травмы, такие как у Ту-Гака, редки. С другими ранами ту прекрасно справляются сами, просто регенерируя ткани. Почему ты спрашиваешь?

— Как думаешь, — Татьяна помедлила, формулируя вопрос, — могу ли я воспользоваться матрицами, чтобы проверить кое-какие факты. Мне это нужно для того, чтобы окончательно решить проблему Ту-Гака. Он — первый ту, которого мне приходится лечить, и данных у меня недостаточно.

— Конечно, — удивился Ларрил. — У докторов Лазаретов есть доступ к медицинским матрицам всех транспортных станций галактики. Вот для получения данных с планет, входящих в состав Ассоциации, тебе пришлось бы получать специальный допуск от нашего руководства, в чем, правда, проблем бы не возникло.

— Прекрасно! — восхитилась Татьяна. Вскочив, неожиданно для себя чмокнула Ларрила в щеку. — Ты прибери здесь, а я побежала делать запрос.

И покинула кухню, не заметив его ошарашенного выражения лица.

Сейчас, сидя рядом с сердито ворчащим Лепилой, она времени зря не теряла. Перед внутренним зрением тянулись данные и таблицы медицинских матриц ту с М-63. Ни следа наличия кристалина в организме, ни намека! Кто-то умело и целенаправленно подчищал информацию

о глубоком сканировании и переписывал диагнозы с тем, чтобы их не хватились. И она догадывалась — кто. Очень интересно посетить и этого дохтура, и его странный заснеженный родной мир! Татьяна нехорошо прищурилась. Не то, чтобы ее манила Великая Кристалиновая Тайна Ту, не то, чтобы особенно возмущали действия Ту-Ганна. Кристалин сам по себе являлся серьезной причиной, из-за которой следовало скрывать истинное положение вещей. Было другое, что толкало в спину каблуком праведного гнева, отчего ладони чесались, и дыхание прерывалось — одно слово, сказанное Ту-Ропом. Слово, с которым Человек никак не мог смириться — выбраковка.

Косвенно, процесс, обозначаемый этим термином, происходил и на Земле. Только пока она сама жила там — о том не задумывалась. А ведь была свидетельницей нескольким случаям в разное время и в разных больницах, когда медицинская помощь не оказывалась или оказывалась в недостаточном объеме именно потому, что люди, недостойные называться врачами, не желали тратить время и силы на бесперспективных больных. Самый первый даже заставил ее, студентку второго курса, серьезно задуматься о том, правильно ли она выбрала профессию. Тогда она проходила практику в терапевтическом отделении одной из районных больниц. В палатах находились по шесть-восемь человек, тут и там торчали причудливые штанги капельниц, пахло залежавшимися телами, кашей на завтрак, клеенкой. У окна лежал семидесятивосьмилетний старик, с ночи жалующийся на боли в желудке. Он говорил сбивчиво, быстро, постанывал и все звал какую-то Сашеньку. Толстая медсестра уже поставила ему зонд и откачала двадцать кубиков крови. Послала Татьяну искать лечащего врача, которая, как назло, где-то запропастилась и появилась лишь через час, наспех поправляя одежду. Осмотрела пациента, не торопясь, выпила кофе в ординаторской и, наконец, дала направление на гастроскопию. Татьяна вместе с молчаливым рябым санитаром переложили больного на каталку и повезли на другой этаж. Она видела желтый, дергающийся кадык старика, его бумажную кожу и закатившиеся белки, и ей было страшно и больно. Она никак не могла понять, почему никто не бегает и не кричит, ведь человеку плохо!!! Из смотровой ее не выгнали — поставили в уголок, чтобы не мешалась. Татьяна смотрела на экран, на котором эндокамера гастроскопа показывала желто-розовую внутреннюю поверхность желудка и сочащуюся кровью разверстую рану — внутреннее кровотечение дала прободившаяся язва.

— Сейчас же везите в реанимацию, — сказал доктор, делавший процедуру. — Я наверх позвоню лечащему.

Старика переложили на каталку и повезли на другой этаж. Снова долго ждали грохочущий, медлительный грузовой лифт. Пациент уже не стонал. Лишь тихо звали обметанные губы чертову Сашеньку, которой не было рядом.

— А карта где? — грозно спросил заведующий отделением реанимации, едва бросив взгляд на затихшего старика. — Без карты не приму!

— Да вы посмотрите на него, — взмолилась Татьяна, — ему же плохо совсем! И в гастроскопии сказали…

— Не имею права принимать без карты! Идите за картой.

— А он?

— Вот сюда, в коридор откатите, и бегите.

Молчаливый санитар уже поставил каталку у стены и отправился восвояси. Татьяна тихо провела ладонью по запавшей щеке старика, и со всех ног, по лестнице, не дожидаясь лифта, бросилась на свой этаж. Лечащей докторицы опять не было. Пока Татьяна ее искала, мечась по всему отделению и соседним этажам, пока та курила и писала заключение, прошло около сорока минут. Когда Татьяна, взмокшая и на грани истерики, принесла карту заведующему, то первое, что увидела в коридоре — белую простынь, наброшенную поверх каталки.