Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты
Шрифт:
Соня же жила своей легковесной прежней жизнью, и странно: ее, начитанную, знающую два языка, вполне интеллигентную даму увлекали идиотские бразильские и мексиканские (разницы никакой!) сериалы, бесконечной чередой ползущие по экранам телевизоров. Жизнь ее теперь была посвящена этому наркотическому действу. Ася ее, конечно, за это презирала. А вот свою миссию на Земле считала очень ответственной – она была теперь почти бабушка.
Андрей, пропавший почти на полгода, опять возник: просто однажды, поздно вечером, позвонил в Женину дверь. Женя думала, что получится, как обычно, ерунда, раз уж
– Если там все так плохо, а здесь так хорошо, ведь это же просто? – удивлялась она, вспоминая, как просто тогда это было у нее.
Но у нее получалось просто, а у него нет.
– Пойми, когда связывают годы, сын, родители, которые сплотились против нашего развода, дача, которую я строил с отцом и тестем, – все сила, страшная сила, понимаешь? Все это долги и обязанности, а это сильнее всего держит человека, – объяснял он непонятливой Жене.
А здесь было одно счастье, смятые простыни, упоительные перекуры ночью, под трели соловья, на балконе, выходящем в темный влажный лес.
Что сильнее? Жизнь покажет. Хочешь быть счастливым? Будь им. Женя хотела очень. Но получалось опять почему-то плохо. А в октябре умерла Ася. Ночью, во сне – счастливая смерть. Соня убивалась, совершенно потерялась и была похожа на маленькую девочку, отставшую в толпе от родителей. Сразу сникла, сгорбилась и приговаривала: «Как же я теперь буду одна?» И хватала все время Женю за руки.
Все верно – живые думают о жизни. Именитый племянник приехал в крематорий, положил четыре гвоздики, поклонился и уехал. На поминках его не было. Женя втайне осуждала Соню: печалится только о себе, ни слова об умершей сестре. Но заставила себя перестать злиться. Соня есть Соня. Всю жизнь прожила маленькой девочкой при старшей сестре. Что удивляться? Продолжала ходить теперь уже к Соне, но как-то через силу, вспоминала Асю, плакала, понимая, что та успела ей стать близким, почти родным человеком.
Но Соня быстро успокоилась и даже нашла много положительного в своем нынешнем состоянии: теперь она одна стала хозяйкой своим желаниям. «Нет» овощным супам и тоскливым фрикаделям! Теперь она покупала дорогую копченую колбасу, диковинные йогурты с кусочками нежных персиков и ананасов внутри, длинные горячие «французские» батоны в расплодившихся, как грибы, пекарнях. И мороженое! Шоколадное, с орешками, с прослойкой из варенья! Старых привычек как не бывало. У Сони была теперь новая жизнь. Теперь можно было спать до одиннадцати утра, не гулять часами в любую погоду, смотреть без оглядки любимые сериалы и читать (без осуждения) размножившуюся в изобилии желтую прессу. Все складывалось не так уж плохо.
Женя, заверченная Марусей, работой, непростыми и странными отношениями с Андреем, успокоилась. Грустила по Асе теперь больше всех Маруся. Но и та недолго. Детская душа! Скорая на любовь и легкая на разлуку.
Спустя годы объявился Женин бывший муж. Приехал победителем. В твидовом пиджаке, кашемировом (цена видна невооруженным глазом) свитере, длинном пальто,
А что тут странного? Там он, разумеется, преуспел (Женя в этом не сомневалась). Женился на тоненькой польке с платиновыми по пояс волосами. Родил двух сыновей. В общем, весь состоялся. Женя за него искренне радовалась и еще мечтала, чтоб в Маруське сказались его честолюбивые и талантливые гены. Сводил Женю и Марусю в дорогущий ресторан – имитация корабля на воде, не скупился, все показывал фотографии своего дома в Сиэтле, машин, польки и мальчишек. Было видно, что сам любовался и не верил, что все это происходит с ним. Подарков не привез, боялся ошибиться с размером. А вот деньги все вернул, тот старый долг – с лихвой. «Эх, мама, – подумала Женя, – все-таки людям нужно верить!»
А потом заболела Соня. Сначала начала худеть, перестала радоваться запрещенным когда-то сестрой вкусностям. Женя всполошилась – рентген сразу подтвердил диагноз. Без возможностей на надежду. Оперировать никто не брался – возраст. И стадия – о чем вы говорите? Женя пометалась, и теперь оставалось только Бога молить, чтобы Он избавил хрупкую и слабую Соню от мучений. Болей, слава Богу, не было, просто худела и медленно угасала. Врачи говорили, что в этом возрасте все происходит медленно, но более или менее спокойно. Уже радовалась и этому.
Последние два месяца почти у Сони жила, наняла медсестру из поликлиники (теперь было на что). Иногда сама, не дождавшись медсестры, делала обезболивающий укол – долго искала подобие мышцы, но получалось все равно подкожно. Ночью, куря на маленькой Сониной кухне, думала о превратностях судьбы, о том, как к ее берегу случайно «прибились» эти две старухи, ставшие – теперь она уже это осознавала точно – родными, ее семьей, и что с ними прожита большая часть ее, Жениной, и, кстати, Марусиной жизни.
На похоронах было четыре человека: Женя, Маруся, Женина мать и та медсестра из поликлиники, приходившая к Соне. Именитому племяннику не дозвонились. Он, видимо, был в отъезде. После похорон и подобия поминок – нарезали винегрет, сварили картошку, разделали селедку – было жарко, есть совсем не хотелось, отправила мать с Марусей домой и осталась одна в квартире сестер.
Долго сидела, сначала в Асином вольтеровском кресле, потом на тахте у Сони, ни о чем не думала, хотя нет, думала, что все-таки надо дозвониться до артиста, спросить, куда девать все эти вещи – подумала, что он наверняка захочет взять старую и теперь такую ценную, Асину мебель, – и испросить разрешения забрать на дачу Сонину тахту и чешские полки.
Спустя две недели дозвонилась до артиста. Он поохал, поцокал языком, сказал, что родни и вовсе не осталось, и даже всхлипнул. Был очень словоохотлив, а Жениного вопроса о вещах и мебели испугался, сказал, что ничего ему не нужно, вот фотографии заберите себе, я потом как-нибудь заеду.
– Да, ищите завещание, я знаю, что Соня писала, я даже давал ей домашнего нотариуса.
Женя растерялась и возмутилась:
– Ищите сами, это же все ваше.
– Думаю, что нет, – загадочно усмехнулся артист.