Храброе сердце Ирены Сендлер
Шрифт:
Изек спал на груди у матери. Пани Рознер укачивала его, закрыв глаза и напевая колыбельную. Пан Рознер легонько коснулся ее плеча, как делают люди, приглашая даму на танец. Она поджала губы и горестно вздохнула. Стараясь не разбудить Изека, она отдала его мужу. Ирена достала из кармана «люминал» и пару раз капнула из пузырька в рот младенцу. Изек поморщился и скривил губы, но проглотил лекарство.
– Это просто снотворное, – сказала Ирена. – Оно ему никак не повредит.
Пани Рознер откинулась на спинку стула и закрыла лицо руками. Мириам молча смотрела в опустевшую колыбель брата. Через грязное окно Ирена увидела, что пан Стаховяк
– Пора, пан Рознер, – сказала Ирена. – Другого шанса может и не быть. За Мириам я вернусь завтра.
Пани Рознер метнулась к мужу и выхватила Изека из его рук. Она прижимала к себе его безвольно обмякшее тельце и покрывала голову и лицо поцелуями. Пан Рознер нежно, но решительно отобрал у нее младенца и пошел вслед за Иреной вниз по лестнице.
Ирена старалась держаться как можно ближе, по опыту зная, что именно в этот момент многие обезумевшие от горя отцы отказываются от принятого решения.
У двери подъезда пан Рознер в последний раз посмотрел на сына. Он тронул дрожащим пальцем щеку сына, провел по лбу, вокруг глаз, по другой щеке, по губам, которыми сразу же зачмокал малыш, и снова по нежной теплой щеке. Потом он протянул Изека Ирене и отвернулся, чтобы скрыть слезы.
У Ирены не было времени на сантименты. Пан Стаховяк увидел ее с ребенком на руках в дверях парадного и вылез из кабины фургона. Он посмотрел вверх и вниз по улице и кивнул в сторону машины. Ирена спрятала Изека под пальто и рванулась через уже превратившийся в слякоть снег к дверям фургона, где Стаховяк уже развернул брезентовый саван только что загруженного покойника. Ирена положила усыпленного люминалом Изека между ног трупа. Труп одеревенел от мороза, но в фургоне было тепло – достаточно тепло, чтобы ребенок не замерз за время путешествия через блокпост на улице Генся до находящегося на арийской стороне города еврейского кладбища.
Ирена вручила Пану Стаховяку 200 злотых на тот случай, если понадобится дать взятку, но страх немцев перед тифом был настолько силен, что мертвецкий фургон обыскивали очень редко. На еврейском кладбище их будет ждать Ирена Шульц с новыми документами Изека. Через потайную калитку она выйдет через соседнее христианское кладбище в город и сядет на трамвай.
Фургон двинулся в путь, и Ирена вернулась к пану Рознеру, который следил взглядом за удаляющимся грузовиком, роняя слезы в свою бороду.
Ирена тронула его за руку.
– Завтра я приду за Мириам.
Она поспешила уйти, пока он не передумал.
На следующее утро Ирена вошла в гетто через ворота на Лешно. Украинский солдат дежурно нахамил ей, чтобы выслужиться перед офицером, и тщательно проверил ее документы. Она почувствовала, что сердце уходит в пятки, сразу же, как свернула на Волынскую. Мостовая улицы была усеяна вещами… детский башмачок, носовой платок, трость, Тора, обломки выброшенной из домов мебели… и поняла, что здесь недавно завершилась немецкая Aktion.
Поднимаясь на третий этаж в квартиру 3Б, она слышала, как ее шаги разносятся эхом по пустым коридорам. Двери квартир были распахнуты настежь, на ее зов никто не откликнулся. Окна были разбиты, а посреди пустой
Глава 21
Теплая ванна
Варшава, январь 1943 – октябрь 1943
После январского восстания в гетто отключили последние телефонные линии, и из средств связи остались только письма (ненадежно), курьеры (опасно) и устные сообщения (возможны неправильные интерпретации). В гетто начали строить подземные бункеры. Даже в районах легального проживания Ирене не раз приходилось беседовать с матерями, добывающими на черном рынке кирпичи, цементный раствор и мешки песка. Многие сушили сухари и запасались другими продуктами. Но оптимизма это людям не прибавляло.
Сеть Ирены работала на пределе, спасать детей изо дня в день становилось все опаснее. Ирена все чаще обращалась к бойцам ЖОБ за помощью в составлении маршрутов спасения. Ее же все чаще просили достать капсулы с цианидом.
Январь 1943
Эстера Штроссберг -> Зофья Бодысь – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Рахела Аптакер -> Ядвига Шишко – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Петр Цеттингер -> Хенрик Жмуда – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
Изак Коперман -> Витольд Гернер – Монастырь Сестер Семьи Марии, Плуды
В три часа ночи Ирену разбудил еле слышный стук. Она сразу открыла дверь, чтобы не успела проснуться мать или соседи. В квартиру хлынула удушливая вонь канализации. На пороге в огромном плаще стояла девочка-подросток с коротко стриженными темными волосами и посиневшими от мороза губами. Она тряслась от холода, из рваных рукавиц торчали кончики пальцев. За ее спиной еще четыре ребенка сгрудились в сплошную темную массу из лохмотьев, рук, ног и клубов пара.
– Меня… меня зовут Тереза, – сказала она дрожащим голосом. – А вы Иоланта, да? Мы отстали от других. Проводник… ну, тот, что вел нас через канализацию… он был пьяный. Кто-то крикнул про газовую атаку, и мы побежали. Извините, что я вас беспокою… Но я больше никого не знаю…
Она не могла справиться с охватившей ее дрожью, а потом вдруг заплакала.
– Прекрати! – прошипела Ирена и затащила ее в квартиру.
Вслед за ней гуськом, словно чумазые птенцы, последовали и хнычущие дети.
Уже закрывая дверь, Ирена увидела, что через приоткрытую дверь за ними наблюдает пани Маржец. На мгновение они встретились взглядами, и соседка поспешно закрыла дверь. Пани Маржец жила одна, вела себя, как правило, вежливо и приветливо, но была фольксдойче [93] , т. е. полькой с немецкими корнями, а многие этнические немцы охотно сотрудничали с оккупантами. Они с Иреной просто вежливо здоровались и никогда не разговаривали о политике. Если даже она до сих пор ни в чем не подозревала Ирену, то теперь у нее не будет никаких сомнений в том, что Ирена «держит дома кошек».
93
Фольксдойче (Volksdeutsche – нем.) – этнические немцы, проживавшие вне Германии.