Храброе сердце Ирены Сендлер
Шрифт:
Евреи оказались для немцев очень непростым противником. Совершая вылазки, они немедленно уходили в запутанные лабиринты недавно построенных подземных городов. Через неделю после начала восстания немцы начали выжигать в гетто кварталы. По ночам над гетто висело кроваво-красное зарево. Ирена продолжала помогать тем, кому удавалось выбраться из зоны боевых действий, и поддерживать остающихся в убежищах.
В Пасхальное воскресенье над гетто все еще висели тучи черного дыма… Однако, подходя к нему, Ирена услышала… звуки музыки. На площади красовалась карусель и гигантские качели. Рядом со стеной гетто под вальс из Веселой вдовы [97] на карусельных лошадках катались визжащие от восторга дети и влюбленные парочки. Качели-лодочки уносили детей высоко в небо, и они, оказываясь на самой верхней
97
Популярная оперетта австро-венгерского композитора Франца Легара (1870–1948).
Крутилась карусель, летали качели, а празднично одетые люди поздравляли друг друга с Воскресением Христовым.
Во исполнение приказа главы полиции Варшавы, польские граждане, сознательно оказавшие любую помощь евреям, совершившим побег из еврейского района города, будут расстреляны без суда и следствия. Польские граждане, уличенные в сокрытии любой информации о евреях, находящихся за пределами еврейского района города, будут отправлены в концентрационные лагеря.
Все понимали, что восстание может закончиться только полным уничтожением гетто, а поэтому, даже несмотря на строгость последнего приказа, все меры предосторожности были отброшены в сторону. По всему городу из канализационных люков стали внезапно выскакивать дети. Немцы начали пускать в уже и без того забитые гниющими трупами канализационные тоннели ядовитые газы, но дети продолжали выбираться из гетто, а поляки – их укрывать. Все временные убежища на Лекарской были забиты под завязку.
Деньги для Жеготы падали с неба – пачками купюр обвязывались парашютисты-курьеры, засылавшиеся из Лондона Польским правительством в изгнании. Средства поступали и от американских евреев через Объединенный распределительный комитет. Но даже располагая миллионами злотых, Ирена еле успевала размещать спасенных детей. На содержание по крайней мере половины из 2000 уже размещенных детей требовалось полмиллиона злотых ежемесячно. Когда шмальцовникам удавалось «спалить» временное убежище, найти другое было нужно в тот же день. Иногда дети уходили в леса. Но там было опаснее всего: дети становились живыми мишенями не только для немцев, но и для антисемитски настроенных партизан. Теперь Ирене было нужно вдвое больше связных, вдвое больше временных убежищ и вдвое больше семей, готовых оставить у себя спасенных детей надолго или навсегда.
27 февраля 1943 – Натан Гросс -> Александр Ракоч – Паланта, 5
27 февраля 1943 – Давид Гросс -> Йозеф Ракоч – Паланта, 5
Во вторник после Пасхи Ирена занесла деньги на содержание некогда Натана и Давида Гроссов, а теперь Александра и Йозефа Ракочей их приемным родителям на Паланта, 5. Она уже собралась уходить, когда в кухню с корзинкой пасхальных яиц в руках вбежал старший из братьев Натан.
– Иоланта! – сказал он. – Хочешь посмотреть на наши пасхальные яйца? Вчера мы с Давидом… – начал было он, но потом осекся и стыдливо опустил голову, – я хочу сказать, с Йозефом. Мы пошли в церковь освятить яйца. Мне показалось, что все на нас как-то странно смотрят, и я послал Йозефа вперед, посмотреть, что нам надо делать и как себя вести. Йозеф вернулся и сказал, что ничего там сложного нету. Священник просто освятил яйца, и все. Мама… она хочет, чтобы мы ее звали мамой… сказала, что нам очень важно было все это сделать.
Ирена полюбовалась пасхальными яйцами и сказала:
– Ты очень храбрый мальчик.
– А ты видела маму с папой? А мы скоро поедем обратно домой?
Из окна квартиры была видна туча дыма над горящим гетто, а запах гари чувствовался даже в комнатах.
– Я не знаю, – сказала Ирена. – Это как ждать, пока из яиц вылупятся цыплята. Надо просто верить, что это когда-нибудь случится.
– Но из этих яиц никто никогда не вылупится… даже если вернется мама-курица и будет их высиживать. Они вареные.
Пятидневная Aktion по окончательной ликвидации гетто превратилась в трехнедельный «штурм бункеров». До восстания стена позволяла полякам притворяться, что они не знают о творящихся
За время восстания списки Ирены пополнились таким количеством имен, что им с Ягой снова пришлось выкапывать и закапывать банки раз в неделю. После одной такой операции, убрав карбидную лампу и лопату, Яга вытащила и укромного места и развернула на столе стопку грязных машинописных листов.
– Я получила это от нашей связной из гетто. Это дневник ее друга, бойца ЖОБ. Я не знаю его имени, но послушай, что он пишет:
«Все мысли только о том, чтобы глотнуть свежего воздуха. Жара в бункере неимоверная. Воздух пропах плесенью. Воздуха просто нет. От недостатка кислорода сами собой гаснут свечи. Я сижу с широко раскрытым ртом. Слишком много здесь людей. Говорить невозможно. Все продукты испортились. Больше суток мы не ели ничего, кроме засохшего хлеба. Все запасы воды протухли».
– Эти слова, эти документы, – задумчиво сказала Ирена, – напоминают мне свет погибших звезд. Мы его еще видим, а сами звезды давным-давно погасли.
Вечером последнего дня Восстания в гетто, в 20.15, варшавяне услышали грохот мощного взрыва. На следующий день, проходя мимо площади Толмацкой, Ирена увидела дымящиеся руины Большой варшавской синагоги, гигантского неоренессансного символа польского еврейства, выведенного за пределы гетто еще год назад. Развалины, словно разбитая чашка, накрыл большой купол… [98] Гетто перестало существовать. Столбы дыма все еще поднимались в небо, крася в черное низко висящие облака. Но теперь уже не было слышно ни взрывов бомб, ни стрельбы, ни сирен карет «Скорой помощи», ни прочих звуков жизни и смерти. Перестали появляться и дети, которых нужно было спасать. Казалось, кто-то просто перекрыл канализацию, повернув какой-то огромный кран, и в одночасье наглухо запечатал все проломы в стене. Ирена не могла найти себе места. Что же теперь делать? Миссия, ставшая смыслом ее жизни, внезапно оказалась завершенной.
98
Неточно. Восстание, начавшееся 19 апреля 1943 г., не до конца иссякло в день 15 мая, когда командир покорителей гетто немецкий генерал Юрген Штроп (1895–1952) отрапортовал в Берлин: «Бывший жилой район евреев перестал существовать». В честь такого события рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер приказал Штропу взорвать известную Большую синагогу на Толмацкой. На послевоенном судебном процессе в 1951 г. Штроп утверждал, что синагогу взорвали из-за того, что в ней пряталась группа еврейских повстанцев. Повстанцы объявлялись в уже подавленном гетто и позже: отдельные схватки имели место в июне и июле. Последняя вооруженная группа повстанцев вышла из гетто 23 сентября 1943 г.
Теперь, после уничтожения гетто, Ирена понимала, что на каждого спасенного ее организацией ребенка приходилось по 50–100 депортированных и погибших в лагерях, и смерть каждого из этих безымянных детей до конца жизни будет лежать на ее сердце тяжелым камнем.
Она чувствовала себя бегуном, рухнувшим на землю сразу за линией финиша.
Ирена вернулась в свою контору и долго сидела за столом, уставившись на бумаги и папки. Да, еще много нужно было сделать для тех, кто уже находился в убежищах, надо было заботиться о маме, но спасать было уже некого, и она поняла, что именно возможность спасать людей делала хоть насколько-то осмысленным окружающий ее мир хаоса и жестокости.
– Неужели тебе не было страшно? – спрашивали ее люди.
Она отвечала очень просто:
– Да, мне было страшно, но ярость моя была сильнее страха.
Но гораздо ближе к правде был другой, менее понятный ответ:
– Так мне велело сердце.
Через пять месяцев Ирену Сендлер арестуют и приговорят к смерти.
Глава 22
Павяк
Варшава, октябрь 1943 – январь 1944
Еще много дней после подавления восстания над трехметровой стеной гетто стелился черный дым. Главной задачей Ирены в следующие пять месяцев была финансовая и другая поддержка 2500 спасенных детей. В большинстве своем они находились в самой Варшаве и ее пригородах, но некоторых вывезли далеко, например в Турковице. Ирена навещала детей и разносила по домам фальшивые документы и тысячи злотых, зашивая их под подкладку пальто. В среднем прячущим евреям семьям выплачивали по 500 злотых в месяц; кто-то на этом неплохо зарабатывал, кто-то укрывал детей бескорыстно.