Храни тебя бог, Ланселот!
Шрифт:
Но Гиневра была женщина, женщина до мозга костей. Скажу даже точнее: и ноги ее были женские ножки, но и разум был женский разум. Потому и не знала она, что здесь назревает. Откуда же было ей знать?
А теперь еще раз припомним уничтожающий смех Ланселота и эти его слова: «Ну что ты, право, Гиневра!»
В жилах Гиневры текла королевская кровь, она и росла королевой, потому, когда Артур взял ее в жены, ничего иного не знала о мире, кроме того, что власть дана ей от бога и чего бы ни пожелала она, то и сбудется. Она явилась в Британию супругою, королевой, а так как была дамой весьма чувственной, то и привыкла, что самцы служат ей только и исключительно
Я много размышлял о том, что за душа была у этой женщины, но разобраться так и не мог; была она нежной и беспощадной одновременно, способной на все, что угодно, чтобы тут же поступить прямо наоборот. Подлинной злобности в ней не было, да и жажда власти жила в ней лишь постольку, поскольку она боготворила себя. Однако же, если ей, Гиневре, телом поистине дивной женщине, кто-то наносил оскорблений… жизнь его была кончена.
А Ланселот, ничего подобного даже не подозревая, поступил именно так.
В самом деле, Ланселот никогда не гонялся за величественно волочившими шлейфы прелестницами, и как раз поэтому они, подобрав хвосты, преследовали его сами. И хотя любовных побед у него было много больше, чем у только о том и болтавших его приятелей, он обычно помалкивал да улыбался, так как вкус и добродушие не дозволяли ему хвастать повергнутыми женщинами. Дамы угадывали в Ланселоте это его свойство, и все же тот, кто мог бы стать баловнем женщин, обратился, собственно говоря, в их противника, или, чтобы выразиться точнее, они стали его противниками, ибо чуяли то благорасположенное равнодушие, коим удостаивал их — отнюдь не преднамеренно — Ланселот. Однажды настало время, когда король стал побуждать и Ланселота, как прежде Галахада, просить лена у него и стать его вассалом. Ланселот всякий раз при этом молчал с почтительной миной, и Артур понял еще раз, сколь бессмыслен его искренний добрый порыв: тщетно предлагает он Ланселоту лен, крепость или ранг высокий — тот, словно безумец, прет на рожон и в мыслях не держит стать богатым и над людьми господином.
Сонмище лизоблюдов толпилось уже в опочивальне, а славный рыцарь все стоял, размышляя, обрушиться ли ему на это отребье или наградить пощечиной Гиневру.
— Или вы не слышали? — вскричала Гиневра. — Он покусился на добродетель мою, супруги и королевы! Приказываю вам убить его!
К этому времени Ланселот был уже в сапогах и кожаном камзоле, но по-прежнему безоружный.
— Эй вы, назад! — рявкнул он; придворная челядь отпрянула, и Ланселот засмеялся. — И ты хотела, чтобы эти вот меня убили? Но они же — слуги!
— Наглый проходимец! — прошипела Гиневра.
— Экая ты шлюха! — бросил ей Ланселот и тут заметил давешнего нахального слугу. — Поди-ка сюда!
Слуга опасливо приблизился.
— Мила ли жизнь тебе?
— О да, господин рыцарь!
— Ступай вниз, пусть конюхи приторочат торбу к седлу коня моего. Меч, плащ, перчатки — в седло! Если же пикнешь кому об этом, — схватил он его за ворот, —
— Гиневра…
— Молчи! Убирайся! Вон отсюда! Чтоб ты подох! Думаешь, мужчина для меня — что жеребец?! Поди прочь, Ланселот! Ведь я не смогла тебя удержать!
Но тут загрохотали по ступеням сапоги. Артур завывал, словно шакал:
— Убью! На кол посажу!
Ланселот подошел к Гиневре, погладил мокрое от слез лицо.
— Жаль, что ты такова. Я… мне кажется… я любил бы тебя, королева Гиневра!
В этот миг дверь рванули. Ланселот выскочил на балкон, глянул вниз и, так как было высоко, перелез, опустился на руках и наконец спрыгнул.
Наверху, в покоях замка, стоял шум и гвалт, но его это уже в самом деле не касалось. Громко позвал Ланселот коня своего, и долгогривый скакун, с мечом, плащом, шлемом и перчатками в седле, выбежал к нему с ржаньем и фырканьем. Опоясался мечом Ланселот, надел перчатки, набросил на плечи плащ и вскочил на коня. А наверху цирк все еще был в разгаре.
— Неблагодарный ублюдок… сукин сын… свинья! — вопил Артур Ланселоту вдогонку с выпученными, как у лягушки, глазами.
— Храни тебя бог, король Артур.
— Куда ты, безумец?!
— Я найду и убью Дракона! — Ланселот круто повернул коня и галопом поскакал к воротам.
— Что он делает?!
— Решил прорваться! — Лицо сэра Галахада выражало отчаяние. — Прорвется, либо его убьют еще здесь!
Внезапно Артур повернулся к Галахаду.
— Вели, чтоб сыграли «почетную»!
Всегда, угрюмое лицо Галахада просветлело, и он опрометью бросился вон.
— Ланселот, — рыдала зрелой красою блиставшая королева, — отчего ты меня покинул?
И громко протрубили фанфары. Вот как случилось, что Ланселот, который, приготовясь сражаться, один как перст ринулся с мечом в руке на приворотную стражу, неожиданно увидел перед собою воинов, отдававших ему честь, держа у плеча алебарды. Он рванул поводья, так что могучий конь почти сел на задние ноги, но то была не западня. Засмеялся тогда Ланселот, снисходительно ответил на приветствие стражников и ускакал в ночь.
Надо бы мне сейчас, я думаю, отступить от классических традиций хронистов и прервать ход сей истории, ибо на то имеются у меня сразу две причины. Первая касается лишь самого Ланселота и потому не столь существенна, другая же причина весьма важна. После долгих скитаний — которые ни в чем не отличались от многократно воспетых и изрядно надоевших приключений прочих рыцарей — Ланселот добрался до страны Дракона. Его скитания заслуживают интереса лишь тем, что — в отличие от стольких хвастунов рыцарей — он действительно хотел попасть сюда, в мрачное это царство, он искал Дракона, можно сказать, даже охотился на него.
Ни камень-валун, ни пригвожденный к дереву щит не обозначили границы этих владений, и все же, повстречавшись после многодневного одинокого пути с первым человека напоминающим существом, знал он точно, что прибыл к порогу цели своей. Почему знал, о том будет сказано позже.
Поскольку был я участником великой той битвы, поминаемой и поныне, одними осмеянной, другими же восхваляемой до небес, поскольку я знаком был с Драконом, о чем говорилось уже в первых строках, то и могу сказать несколько важных, по моему суждению, слов об этом чудовище.