Хранилище
Шрифт:
— Р-ряз! .. Р-ряз! . . Р-ряз! .. Кру-у-гом арш!
Шаги удалялись, потом приближались, взвод разворачивался, шел обратно, потом снова к нам и: «Р-ряз! .. Р-ряз! .. Р-яз!»
Мы устали, вернулись на настил. Но едва сели, как распахнулась дверь, вошел лейтенант — в сапогах, длиннополой шинели и фуражке. Встал у порога, широко расставив ноги и закинув руки за спину.
Держась друг за друга, как два партизана, мы пошли с Сашком на выход, остановились перед лейтенантом. Он отвернулся на полоборота, чтобы не видеть меня. Нос, губы, подбородок вытянуты вперед, как у крысы,
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? — в голосе дрожь, вот-вот сорвется на слезы.
Лейтенант снисходительно кивнул:
— Слушаю.
— Дозвольте пойти на расчистку снега, товарищ лейтенант!
— Чего? — весело удивился лейтенант.
— Крыс боюсь, товарищ лейтенант. Крыс тут полно, а я сызмальства видеть их не могу.
Голубые глаза Сашка подернулись рябью, замерцали, тонко вздрагивая, как лужицы под ветром.
Лейтенант кинул на меня уничтожающий взгляд и снова Слижикову:
— Крыс боишься?
— Так точно, товарищ лейтенант! Смертельно!
— А когда отказывался выполнять приказ командира — не боялся?
— Извиняюсь, товарищ лейтенант, больше не буду. Клянусь, товарищ лейтенант!
Лейтенант повернулся ко мне:
— Что скажешь, инженер?
— Крыс действительно много,—сказал я.—Сашок с детства напуган. Поэтому прошу, замените кем-нибудь, пусть парень снегом заимется.
— Снегом, говоришь? — тонкий рот лейтенанта искривила презрительная усмешка.— Потакать слабостям? Рядовой Слижиков, ты же солдат! А солдат должен воспитывать в себе волю, храбрость, непримиримость к врагам отечества. Какой же ты солдат, Слижиков, если боишься крыс! Нет, не солдат ты, Слижиков — тряпка! У тебя впереди два года службы и, даю тебе слово офицера, сделаю из тебя настоящего солдата! А теперь слушай мою команду.
Слижиков вытянулся, глаза затрепетали — вот-вот выплеснутся. Лейтенант смерил взглядом стоявшего навытяжку Сашка, отчеканил:
— В строй! Ша-а-гом арш!
Сашок шагнул в проем, запнулся, упал, в панике на четвереньках выскочил из Хранилища, выпрямился, побежал в строй. Пропустив меня, вышел и лейтенант.
Взвод стоял на плацу, в одну шеренгу. Сашок не сразу нашел свое место, тыкнулся раз, другой, наконец двое парней под общий смех поймали его за руки и поставили между собой. Должно быть, он плохо соображал, что с ним происходит.
Лейтенант прошелся вдоль шеренги, всматриваясь в солдат — те вытягивались, как перед генералом, тянули подбородки. Перед Сашком он лишь молча неодобрительно покачал головой, дескать, ну и ну! Встав перед шеренгой, чуть подальше, чтобы охватывать глазом оба края, он громко, во весь голос скомандовал:
— Взвод! Смирно! Слушай мою команду! Кто боится крыс — шаг вперед!
Пять-шесть человек вышли из строя.
— Слижиков! А ты? Крыс боишься?
Сашка подтолкнули соседи и он хрипло ответил:
— Так точно, товарищ лейтенант!
— А почему стоишь? Шаг вперед!
Сашок шагнул, закачался, чуть не упал. Солдаты снова засмеялись.
— А-ат-ставить
Он снял перчатки, похлопал ими по ляжке, откашлялся, пригладил усы.
— По решению командования гарнизона сегодня в ночь, то есть с ноля, устанавливается новый пост. Внутри Хранилища. Сменность — каждые два часа. С боевым оружием, но без патронов. Разводку осуществляет сержант Махоткин. Первым на пост заступает рядовой Слижиков. Вопросы есть?
— Нет! — откликнулось несколько голосов.
— Разъясняю. Которые боятся крыс, пойдут в первую очередь. Потом — по круговой. Ясно?
— Ясно!
— Рядовой Слижиков! Повтори приказ!
Сашок замотал головой, приложив руки к груди, двинулся к лейтенанту, вдруг повалился на колени.
— Товарищ лейтенант! То-ва-а-рищ лейте-на-ант! — просипел он, умоляюще протягивая руки.— По-щаа-дите! То-ва-а-рищ...— Голос его совсем пропал, Слижиков ткнулся лицом в снег, согнулся дугой, плечи затряслись.
Солдаты гоготали. Лейтенант не смог сдержать самодовольной усмешки.
— Сержант Махоткин! Навести пор-рядок!
Махоткин подтолкнул соседнего Копаницу, и они вдвоем, подхватили Сашка под руки, отвели в строй, поставили на место. Рысцой вернулись в голову шеренги.
— Взвод! Слушай мою команду! Смирно! На-а-пра-а-у! В казарму... Ша-а-а-гом арш! За-а-а-пе-вай!
Вытянувшись цепочкой, взвод зашагал по искрящейся под солнцем площадке, очищенной от снега и аккуратно подметенной метлами. «Белая гвардия, черный барон снова готовят нам царский трон»,— вывел голосистый запевала. Лейтенант шел сбоку, помахивая перчатками в такт песни.
Было тепло как весной. На небе ни облачка. В воздухе стоял терпкий хвойный запах. Не верилось, что это в Сибири, в конце декабря...
Но от Москвы до британских морей
Красная армия всех сильней!
12
Я умылся под рукомойником в пищеблоке. Есть не хотелось — только спать. Едва я разобрал постель, как в комнату вошел лейтенант и, тыча пальцем, со злостью сказал:
— Это за бульдозер. А за солдата еще получишь.
— Послушай, лейтенант, прошу по-человечески, не посылай Слижикова в Хранилище. Там действительно страшно.
— Знаю!
— Ты не знаешь всего...
— Все знаю. Это ты еще не все знаешь, вот запечатаю на трое суток — тогда узнаешь!
— Не пугай! Смотри, как бы самому не запечататься — по уголовной части! Тогда спросят, для чего выдумал этот идиотский пост внутри Хранилища...
— Слушай, ты! Вошь интеллигентская! Чего ты все лезешь в мои дела? Неделю уже ошиваешься, а все не врубился. Тут своя жизнь, свои законы. И пост этот не я выдумал, он давно, до меня. Для чего, спрашиваешь? А вот таких, как ты, строптивых болванов ломать. Чтоб служили и ни о чем не размышляли! Понял, мыслитель? И не лезь, сука, в мои дела! По-хорошему предупреждаю!