Хранить вечно
Шрифт:
— Вам неизвестны некоторые обстоятельства, господин барон. Шесть лет назад я был в этом… селе.
— Подожди, Никита! — остановила меня мать. — Мне показалось, что ты о чем-то просишь господина Рамфоринха! Господин Рамфоринх, мы сейчас, конечно, в вашей власти… Но мой сын возле вас. И концы этой связи не здесь, и они недоступны и неподвластны вам!
— Вы меня пугаете? Вы мне пытаетесь угрожать?
— О нет, господин Рамфоринх… Просто объективная оценка сложившейся ситуации… Вы ищете выхода из этой ситуации. Я вам его подскажу! На короткое время устройте здесь детей… Учителя сумеют их развести по домам… Я уйду, уведу
— Куда вы уйдете?
Мать подошла ко мне, барон отвернулся к окну.
— Как и куда ты пойдешь? — спросил я ее. — Это трудно…
Барон резко обернулся:
— Вы можете помочь матери?
— Могу! Если бы нашлись средства переправить их в Рославль.
— В Рославль вы проводите их на моей машине, и под охраной…
К барону вернулось самообладание.
— Пусть мое решение подтвердит мою веру в победу Германии. Сильный может себе позволить отпустить на свободу противника… Обладание властью иногда доставляет удовольствие показать эту власть!
Барон распорядился разместить детей в санатории. В Рославль пошли две машины. Впереди представительская машина барона, сзади штабная легковая машина, впереди два танка и бронетранспортер с автоматчиками, сзади три танка и два бронетранспортера с автоматчиками. Насторожены были посты полевой жандармерии и гарнизоны узлов немецкой обороны. Короля химической промышленности охраняли, и никто не пытался даже поинтересоваться, кто едет в сопровождающей его машине…
В Рославле все оказалось труднее, чем я мог предположить. Связаться с Максимом Петровичем нетрудно. Но как вывезти из города двух женщин? Город оцеплен и охраняется. Выйти двум путницам не разрешили бы… Вывезти их Максим Петрович не мог. Договорились с ним, что мать и Марьюшка должны оказаться в деревушке километрах в десяти от города, куда немцы без особой нужды избегали заглядывать. Пришлось еще раз просить барона о помощи.
— Сделав первый шаг, от второго шага не отказываются, — ответил он мне. — Я все пресек бы, если бы все еще не нуждался в вас…
Я еще раз имел случай убедиться, что тайная власть выше власти явной. Мать и Марьюшку переправили в деревню. А сутки спустя я получил через тайник уведомление от Максима Петровича, что они «на месте»… Это означало, что они в партизанском отряде…
Танки генерала ворвались в Орел и повернули на Тулу. Настроение его опять приподнялось. Он поделился со мной известиями, что главные силы группы армий «Центр» завершили окружение крупной группировки Красной Армии в районе Вязьмы и нацелились на Москву.
Я поймал несколько его фраз, которые могли свидетельствовать, что он вновь уверовал в свою доктрину неотразимости танковых прорывов в глубокие тылы противника. Он уже не столь критично отнесся и к задаче, начертанной ему в указаниях из высших штабов, — спешно замкнуть кольцо на востоке от Москвы с соседними танковыми группами, наступающими севернее столицы. Разведка ему доносила, что вплоть до Тулы не замечено серьезной группировки Красной Армии.
Казалось бы, все складывалось в лучшем для него варианте — танки оседлали дорогу и движение шло по открытой сухой местности, без болот, по осенним укатанным дорогам. В Орел танки ворвались внезапно. Когда первые танки выскочили на городские улицы, еще ходили трамваи.
Передовой командный пункт
На другой день пришло донесение, что танки выступили на Мценск.
Военная комендатура устроила генералу встречу.
Отыскался в городе бывший генерал царской армии, бодрый старичок лет семидесяти. Вид он имел совсем не генеральский. Худой, суетливый. Работал он в какой-то конторе делопроизводителем, помнится, чуть ли не в домоуправлении.
Наш генерал принял его соответственно давнему званию, и «бывший» легко и без усилий вошел в свою роль. Одет он был в скромненький пиджачок, изрядно потертый на локтях. Под пиджачком черная сатиновая косоворотка, подпоясанная плетеным шелковым пояском. Но осанку он сумел принять, и откуда взялся низкий и отлично поставленный баритон.
— Ну вот, свершилось! — объявил этому «бывшему» генерал. — Мои танки на подступах к Москве… Полагаю, что им остались один или, на крайний случай, два перехода… Я жду с минуты на минуту сообщений, что они возьмут Мценск… Вы рады?
— Чему? — спросил суховато гость.
— Как мне вас понять?
— Я — старик… Я могу лишь радоваться, как божьему дару, каждому новому рассвету в моей жизни… Мои страсти давно похоронены… Обо мне что за речь!
— Но вы можете радоваться за Россию! За ее судьбу!
— За Россию, покоренную Германией, я не могу радоваться!
— Неужели в вас угасло чувство справедливости!
— Какой?! Лет двадцать назад, быть может, вы и нашли бы тех, кто вас ожидал… Встретили бы вас с ликованием, чтобы потом разочароваться и повернуть против вас штык. Теперь никто вас, кроме лишенных разума и чести, и не ждал. Мы пережили самые трудные годы, мы справились с ужасающей разрухой… И сейчас вы не найдете человека, который не понимал бы, что участие в разрушении России приняла и немецкая армия в годы гражданской войны… Мы вырвались из тьмы; встали на ноги, ваш приход отбрасывает нас на двадцать лет назад! Чему же радоваться?
— Быть может, действительно ваш возраст убил все желания?
— Нет! — живо перебил генерала гость. — Не все… Я не желаю войны, у меня внуки на фронте и сражаются против вас… Я не желаю войны, я не желаю поражения армии, в которой сражаются мои внуки…
— Я полагаю, что и тут от вашего желания ничего не зависит?
— Так же, как и от вашего! — твердо ответил гость. — Я вам как солдат солдату скажу прямо… Германия никогда не сможет одержать победы над Россией… Это исключено самой природой русского народа и всего его исторического предначертания! Этого не может быть! И все тут! И сколько бы вы ни захватили наших городов, грядет страшная расплата! Мне нечего терять! Я старый человек, и вы не сможете зачислить в свои подвиги мою смерть или мои муки… Вы в Орле, мне это горько, но уверенности, что вы отсюда уйдете, у меня не убавилось…
Не получилась беседа.
Однако настроение у генерала испортилось не от этого. Он уже успел послать в генеральный штаб донесение, что его прорыв на Орел создал классический образец танкового наступления. Он указал в донесении, что впереди, на его правом фланге, нет войск противника. А к вечеру поступило сообщение авиационной разведки, что в районе Мценска появились части Красной Армии, что там идет концентрация войск, что под Мценск войска перебрасываются и на самолетах. С «классикой» не получилось.