Хранитель чаек
Шрифт:
— Эйд, — позвала королева тихо. Подошла и коснулась пальцем его чёрного камзола. — Я не хочу чьей-либо смерти. Я очень сердита на вас, что вы решаете что-то без меня. Ведь это роняет мою репутацию королевы в глазах других, пойми. И потом… Мне до сих пор порой снится, как кровавые всадники входят в Шуг, как их кони топчут мостовые города… Я не понимаю Ларана. Я не понимаю, почему он так поступает…
Герцог отступил от неё на шаг, и Леолии показалось, что она разговаривает с каменной стеной. «Он никогда никого не прощает», — вдруг вспомнились злые слова фрейлины.
— Как ты планируешь решить эту ситуацию с мятежниками? — спросила, чувствуя, как в горле разрастается болезненный ком.
— Как прикажете, Ваше величество, — отозвался герцог.
Гнев вспыхнул мгновенно. Леолия вскинула голову и повернулась. Он хочет видеть перед собой королеву? Не хочет мириться, не хочет понять её? Отлично. Пусть так и будет.
— Ты должен сохранить жизни всех оставшихся в живых щитов. Но год — это слишком много. Блокада затянется и ударит и по казне, и по международной политике. Придумай другой план.
Эйдэрд наклонил голову.
— Могу идти?
— Сделай одолжение.
Эйдэрд направился к выходу, остановился на пороге, обернулся и произнёс безразличным голосом:
— Герцог Ларан просил передать тебе приветствие.
— Мне не нужны никакие приветствия от предателя, — процедила Леолия и снова отвернулась к окну.
Эйд кивнул и вышел. Королева с трудом удержалась, чтобы не швырнуть чем-нибудь в стену.
— Мама, а папа сердится? — вдруг спросил Яр, отрываясь от рисунка и глядя на мать медово-жёлтыми глазами. — Ему не нравится, что ты сейчас королева?
«Я ему предлагала стать королём, сам не захотел», — сумрачно подумала Леолия, подошла к сыну и заглянула в рисунок. Чёрный корабль развевал по ветру чёрные паруса…
Джия даже не представляла, что кабинет Ларана может вместить столько народу! Капитаны кораблей стояли, сидели везде и всюду, выглядывали друг у друга из-за плеч и голов. Восседали на столе, на подоконниках, теснились. Из открытой двери тоже торчали загорелые, усатые, бородатые головы.
Солёный король стоял ногами на столе. Глаза его воодушевлённо горели, но в складках губ Джия читала скептическую усмешку. Девушка чувствовала, что Ларан играет, но не понимала во что. Что правда из того, о чём он говорит, а что нет? Во что верит сам Ларан? И верит ли вообще во что-то?
— Разгромили флот одного герцога, разгромим флот и второго! — басил Косая Башка, яростно кусая себя за рыжий ус.
— Да! — выкрикнуло десятка с два голосов.
— Что он говорит? — волновались за дверью.
— Сжечь медвежатину! Гнать медведя из берлоги!
— Что они говорят?
— Охотится хотят, — поясняли нетерпеливым.
— Медведь это вам не Вальди, — резонно заметил Бычья Печень, грузный, тяжёлый мужчина с низко надвинутыми тёмными бровями. — И не бедолага Инрэг, только под старость увидевший море…
— Эх, на моржей бы…
— Что?
— На моржей бы охоту, говорю…
Берси, злой,
— Ну и что? — рявкнул прямо в лицо седого капитана. — Готов ему жопу лизать? Сдашь свой Бычий остров? А? Ну давай! Ну чё, ну же!
Печень пошевелил бровями.
Джия тоже стояла на столе, и Ларан прижимал её к себе, словно боялся потерять в общем гвалте. Она вдыхала запах кожи, пота и жира, которым некоторые смазывали сапоги, а кто-то — волосы, ставя их торчком на голове. Герцог тихо называл девушке имена говоривших. Джия плавилась в его руках. Она забыла, что у него есть жена, она сейчас самой себе казалась его законной женой.
Берси наседал на Бычью Печень, размахивал перед его морщинистым лицом острозаточенным ножом.
— Ну чё, молчишь, батяня? А, видите, он молчит! А потому что — что? Потому что наше дело правое! И морской бог поможет нам! И никакие медведи не страшны соли!
— Всё это пустые слова, Берси, — вздохнул Печень. — Все мы знаем, что такое Медведь…
— Он на суше кто-то, а мы на море! — фыркнул Косая Башка.
Джия подумала, что если встанет рядом, то этот капитан вряд ли дотянется ростом ей до подбородка. Зато усы были действительно прекрасны: пышные, волосок к волоску, они торчали как две мачты с парусами, привлекая взгляд.
— Он прославился тем, что перерезал горло капитану, сделавшему ему замечание, и захватил корабль в пятнадцать лет, — шепнул Ларан, и Джия посмотрела на коротышку с невольным уважением.
— Моржи это и мясо, и шкура, и кость, — бубнил кто-то за дверью. Кто-то с очень раскатистым голосом.
— Медведь — боец опытный. Ни одного поражения никогда у него не было… Он с двадцатью людьми смог разбить отряд принца Альшарса, уничтожившего Берлогу и всю его семью… А было ему восемнадцать…
— Так то на суше, идиот! — рявкнул Берси. — На суше он царь и бог, но на море-то — кутенок!
—… и жир ещё, — раскатисто вздохнул невидимый капитан за дверью.
Ларан поднял руку, прерывая спор. Отпустил Джию, спрыгнул и вразвалочку подошёл к спорщикам.
— Что ты предлагаешь, Печень? — спросил, с любопытством уставившись на рослого капитана.
— План нужен, король, — тяжело ответил тот. — Медведь не подойдёт так близко и не допустит спалить его корабли. Осторожный он, как зверь. Будет ждать, пока с голоду вольный народ не проклянет свою волю и не сдаст тебя в его руки, как зачинщика.
— Уж не сам ли ты сдашь? — оскалился Берси.
— Сдам, — пожал плечами Бычья Печень. — Если моя жена и дети начнут пухнуть с голоду, сдам. Своя-то семья завсегда ближе…
— Что?! Ах ты трус! Шкура продажная! Вы слышали? — Берси выхватил кривой нож и прыгнул на говорившего.
Ларан перехватил его руку, заломив.
— Охладись, — велел спокойно. — Тебе что, и вторая рука не нужна? Дело Печень говорит. Продолжай, если есть, что продолжать.
— Заманить бы его на переговоры… — вздохнул Бычья Печень. — Ну, пообещать там… безопасность… Так ведь не пойдёт, догадается что почём…