Хранитель Лачубту-нгуо
Шрифт:
Развернувшись, вижу, как голова падает на ледяной пол и, подпрыгнув, словно футбольный мяч, подкатывается к ногам девочки. Девочки по имени Лена! Она сидит на ящике из-под пивных бутылок и медленно потягивает самодельную газировку из трубочки.
Рядом с ней появляется много ребят из моего детства. Они начинают плеваться и ругать Фому, но тут Лена оглядывает всех и заявляет:
– Да, ладно? Просто он такой необычный, даже… клевый!
Все разом стихают и смотрят на нее. Девочка хмыкает и еще раз подносит бутылку ко рту, потянув из трубочки – раздается
Когда ее узнаю, девушка подмигивает мне. Потом вытягивает ногу, обутую в высокий кожаный сапог, зацепляет каблуком отрубленную женскую голову и двигает к себе. Быстро нагнувшись, хватает ее за волосы. А я все смотрю и не могу пошевелиться. Даже мысли остаются в полном покое, пока слежу за происходящим.
Василиса весело смотрит в безжизненные глаза женщины и, приближая ее лицо к своему, целует в мертвые губы. Вскоре голова женщины летит в сторону, как ранее пустая бутылка, брошенная беззаботной рукой, а на месте Василисы появляется Фома! Я протираю глаза и снова смотрю – этот урод мерзко улыбается своими тонкими, измазанными помадой и кровью губами.
Я громко кричу что-то нечленораздельное и, ощущая в руке невесть откуда взявшийся меч, устремляюсь к Фоме. Он продолжает сверлить меня безумным взглядом, а ехидная улыбка не сходит с его лица. Меньше чем за секунду я покрываю разделяющее нас расстояние и с силой вгоняю острый меч ему в грудь по самую цубу!
Мальчуган падает с ящика и несколько раз переворачивается на льду. Стоящие вокруг ребята с испугом смотрят сначала на него, потом на меня.
– Ярик! Посмотри, что ты натворил! – рыдая, восклицает Румия и прикрывает лицо от ужаса.
Я опускаю голову вниз и замираю – на льду в неестественной позе лежит Василиса! Тело повернуто на бок, ноги поджаты, руки раскинулись по сторонам, из груди выступает рукоять меча, из спины – окровавленное лезвие, а лицо смотрит вверх, в бесконечно глубокое небо, такое же, как ее глаза. С губ Василисы медленно стекает рубиновая струйка крови и устремляется вниз по шее.
Завывая от отчаяния, близкого к безумию, я подбегаю к убитой девушке и падаю перед ней на колени. Осторожно дотронувшись ладонью до ее щеки, отдергиваю руку и закрываю глаза. Закрываю глаза, чтобы не видеть…
…
Вспышка. Яркий свет. Ослепительно яркий свет! Потом темнота.
Оглядываюсь вокруг – ничего не видно. Но четко слышу стук своего сердца, дыхание своих легких. Чувствую руки и ноги – даже могу ими шевелить. Вот и глаза привыкли к темноте, и я узнал очертания своей квартиры в Хельмграде.
Оказывается, лежу на своей старой кровати, полузакрытый одеялом. Все вроде хорошо, и даже ощущаю себя вполне живым человеком! Одно только плохо – ужасно болит голова. Видимо проснулся с сильнейшего похмелья…, но не помню, зачем вчера так напился, чего потом творил… Еще и этот ужасный
Растерянные мысли прервал стук во входную дверь. Вскочив с кровати, я сначала направился к окну и одернул шторку. Спальню залил мягкий утренний свет с улицы. На небе зависли тяжелые тучи, не давая ярким солнечным лучам проникнуть на тающий снег. Отвернувшись от окна, заприметил домашние джинсы, свивающие со спинки стула. Наскоро натянув их, вышел в коридор. Стук повторился, на этот раз он прозвучал настойчивее. Щелкнув замком, я отворил дверь. На пороге стояла моя жена…
– Привет, – она тихо поздоровалась.
– Привет…
– Можно мне войти?
Я шагнул назад, освобождая ей проход. Катя зашла в коридор и спросила, – Нам нужно поговорить. Можно?
Пару секунд переваривал сказанное, потом кивнул и закрыл за ней дверь. Она подошла к раздевалке и, сняв куртку, повесила ее на крючок.
Выглядела она неплохо: стройную фигуру облегала коричневая кофта с капюшоном и узкие синие джинсы; чистые волосы аккуратно уложены в простую прическу, лицо веяло свежестью безо всякой косметики.
Подробнее рассмотреть не смог – меня вдруг замутило, и срочно потребовалось в спальню – поскорее сесть на кровать и остановить нахлынувшее головокружение. Жена проследовала за мной и осторожно присела рядом на край постели.
– Тебе плохо? – забеспокоилась она, глядя на мое паршивое состояние.
– Да, видно чего-то перебрал вчера, – пространственно объяснил, толком ничего не помня о вчерашнем дне.
– Нельзя же так много пить, сопьешься!
– Не сопьюсь! – отрезал я и вдруг отчетливо припомнил, что на кухне у меня осталась почти полная бутылка красного полусладкого.
Решив подлечиться, направился на кухню. Когда отыскал вино и вернулся обратно, прихватив пару фужеров, Катя сидела, уставившись в одну точку.
– Будешь? – спросил, показывая бутылку. Она кивнула в ответ.
Присев, я по очереди наполнил фужеры и передал один жене. Она приняла его, взяв обеими ладонями, и слегка пригубила.
– Вкусное, – тихо заметила Катя.
– Ага, – подтвердил и выпил добрую половину фужера.
По горлу полилась приятная, слегка обжигающая жидкость, во рту остался необычный вкус. Я хмыкнул от удовольствия и почувствовал, как уходит боль из головы. Тогда еще хлебнул, на этот раз поменьше. Катя же, наоборот, сделала несколько больших глотков.
– Спасибо за вино, – поблагодарила она.
– Так о чем ты хотела поговорить? – сразу я перешел к делу.
Катя еще раз пригубила вино и убрала фужер на пол, после чего решительно посмотрела мне прямо в глаза.
– Ярик! Я так по тебе соскучилась! Ты был в долгой командировке, а потом приехал и заявил, что не хочешь жить вместе. Просто выгнал меня обратно к маме!
– Кажется, ты сама давно хотела уйти – и только я тебя удерживал!
– Но ведь помнишь, когда ты сказал в наш последний скандал, что больше не будешь удерживать – я ведь тогда испугалась и не ушла!