Хранитель Лачубту-нгуо
Шрифт:
Я строго посмотрел на нее и высказал свое мнение:
– А надо было уйти! Сейчас бы проще было, если бы мы тогда расстались по общему согласию. А теперь получается, что это я тебя бросил и во всем виноват. Теперь вся твоя семья на меня ополчилась и хочет смерти – желательно в страшных мучениях…
– Нет, это я во всем виновата, – Катя протянула руку, пытаясь погладить меня по щеке – я слегка отстранился.
– Я ведь всегда тебя любила, но мало это показывала. Да, была с тобой неласковая, мало тебя хотела и не давала свободы, постоянно пилила и упрекала за безделье в домашних делах, когда ты был дома – но… всегда любила.
– Теперь уже поздно. Я очень изменился за последнее время, и… полюбил другую. А значит, тебя разлюбил и обратно не вернусь! – отрезал и, залпом допив вино, вновь наполнил фужер до краев.
По ее щеке медленно скатилась слеза – я подвинулся к ней и вытер ее своей ладонью.
– Не переживай ты так! В этом виновата вовсе не ты, а я! Так что, зачем тебе нужен такой подонок? Ты найдешь себе гораздо лучше!
– Но ведь я люблю тебя!
– А я тебя уже нет…
– Ну, хоть чуть-чуть любишь? Невозможно же так быстро все забыть! Нам же было хорошо вместе, пусть и ругались иногда, – сказала она и погладила меня по плечу.
– Возможно, еще немного люблю, но это любовь, больше похожая на привычку. Нет уже той искры! Да может, и не было у нас искры в начале нашего знакомства. Я полюбил тебя примерно через месяц наших встреч, а ты и подавно – через полгода, или даже позже.
Катя снова заплакала и закрыла лицо руками.
– Но зато сейчас очень сильно люблю!
Я промолчал, а она вытерла слезы и дотронулась ладонью до моей груди.
– Хорошо, понимаю, тебя теперь ничем не удержать. Иди к своей Василисе! Но, пожалуйста, давай проведем этот день вместе. Расстанемся с приятными последними воспоминаниями друг о друге. Я тебя сейчас очень хочу…
Взяв руку, я убрал ее от себя.
– Не могу! Да и тебе же потом будет сложнее меня забыть.
– Не решай за меня – ты ведь мне теперь не муж! – сверкнув глазами, заявила Катя. Но вскоре ее взгляд смягчился, и она осторожно погладила меня по плечу.
– Я сейчас очень хочу тебя… Мне плевать на то, что будет завтра. И ты тоже хочешь меня – я же чувствую! Ну, может не ты, но твое тело точно!
– … не могу, – повторил, но уже слегка дрогнувшим голосом. То, что я еще желал свою жену, было чистой правдой, однако меня удерживали мысли о Василисе и о том, что Кате потом будет еще больнее.
– Если это попытка вернуть меня – то это бесполезно!
– Нет, просто хочу, чтобы мы доставили друг другу удовольствие на прощанье, пожалуйста, не отказывай в последней просьбе! А потом я отпущу навсегда и никогда больше не буду донимать.
Она подвинулась и нежно обняла меня – на этот раз я не отстранил девушку. Наоборот, уткнулся ей в шею и слегка обнял за плечи. Тут случилось что-то странное – ее запах стал один в один похож на запах Василисы! Может, они пользовались одинаковыми духами, или еще что-то. У меня непроизвольно закрылись глаза, и показалось, что обнимаю не Катю, свою жену, а Василису, в которую без памяти влюблен! И тут же сломался.
Сильнее сжав девушку в объятьях, ощутил, как сильно напряжено ее тело от нетерпения. Левая рука девушки погладила
Быстро расстегнув молнию кофты, высвободил красивую грудь в кружевном белом бюстгальтере. Нежно погладив ее шею, провел ладонями по плечам, снимая одежду. Потом прикоснулся губами к бархатной коже на груди и начал гладить спину, пока пальцы не наткнулись на застежку. Она тем временем вцепилась в мои волосы и ласково потрепала их.
Помогая друг другу раздеться, мы легли на кровать, скинули одеяло из шкур на пол и начали ласкаться. Мы никуда не торопились – у нас был впереди весь день! День сумасшедшего, страстного и отчаянного секса.
Все мои страхи, неуверенности улетучились, оставив наедине с собственными желаниями. Я утонул в бездне счастья и наслаждения, а все остальное потеряло свой смысл. Время словно остановилось для меня, и готов поклясться, что согласился бы так провести целую вечность.
Но вот, когда пелена блаженного удовольствия заволокла глаза и затуманила мысли, я почувствовал, что вижу себя со стороны. Это странное ощущение усилилось, когда жена громко застонала от удовольствия, но ее голос стал удаляться.
Внезапно я оказался в нескольких метрах от своего же тела, которое продолжало движения. Окинув растерянным взглядом комнату, заметил рядом Василису. Она с бледным лицом без эмоций наблюдала за тем, как Катя в порыве страсти царапает мою спину.
Мне захотелось что-нибудь сказать в оправдание, но губы не смогли выдавить и звука. Пока я пребывал в прострации, голова моего тела повернулась ко мне и… о, ужас! Это был уже не я, а Хорек! И вместо моей жены лежала теперь Василиса! Ли ехидно подмигнул мне и, оскалившись, ускорил темп. А я стоял и не мог сдвинуться с места, как и закричать что-либо.
Тем временем Хорек сменился папашей Сяном, потом появлялись другие люди – хорошо знакомые и не очень. Все они словно издевались надо мной. Издевалась и Василиса: повернув голову в мою сторону, она расцвела блаженной улыбкой, ее небесно синие глаза просто лучились от счастья, словно в этих небесах взошло солнце.
…
Вспышка. Яркий свет. Ослепительно яркий свет!
Я чувствую холод коленями и боль пальцами рук. Медленно открывая глаза, вижу свои руки, сжимающие рукоять кусунгобу. Пальцы бледнеют от сильного напряжения. Еще понимаю, что сижу на коленях, прямо на снегу. Ритуальный меч направлен в живот, рядом стоит наготове воин с занесенной надо мной катаной – это означает только одно! Я выполняю ритуальное самоубийство – сэппуку. Но как провинился, что такого сделал? Ничего не могу вспомнить…
Повертев головой из стороны в сторону, замечаю, что вокруг меня собралось много воинов. Все тихо стоят и наблюдают за мной. Я пытаюсь рассмотреть их, но пока еще все плывет перед глазами. Лишь после небольшой разминки для глаз получается разглядеть этих людей. Это самураи, но… их лица скрываются за масками, перекошенными дикой улыбкой.
– Ну же, Ярослав-кун! Будь мужчиной! Сделай это! – слышу я шепот у себя над головой, голос кажется до странного знакомым.
– В чем же моя вина? – спрашиваю, стараясь как можно меньше двигать губами, чтобы наблюдатели не поняли, кто говорит.