Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
– Ты сгоришь! – надрываясь в крике, повторил он. – Ты понял меня? Тебя сожгут живьем!
Обвиняемый снова кивнул в знак согласия. Он все прекрасно понимал, ведь именно этого он и добивался. Его спокойствие и уверенность в себе еще больше разъярили судью, и он обрушил на стол свой кулак.
Лампада упала, и лицо монаха скрылось в тени от его капюшона и нависающего над столом балдахина. Лампадное масло разлилось по книге и бумагам инквизиции, упавшим на пол, и все это занялось пламенем. Солдаты бросились гасить огонь, в то время как инквизитор в ярости рычал в своей темной пещере. Жоан снова обратился к жене, которая смотрела на него с нежной грустью. Он полюбил ее с того момента,
Анну безжалостно сожгут на костре, даже не предоставив возможности умереть до применения к ней пыток – чести, которой удостаиваются признавшие вину. Она будет сожжена на костре живьем – вот что ее ожидает. И он тоже – после брошенного им вызова. Он боялся огня, но еще больше того, что в последние мгновения жизни она останется одна…
Анна смотрела на него влажными от слез глазами и качала головой, не веря в то, что с ними происходит, но в то же время пытаясь улыбнуться мужу с нежностью. Она знала, что Жоан все сделал для того, чтобы разделить с ней ужаснейшую из смертей. Он хотел быть с ней рядом до конца.
Жоан подскочил на кровати. Он тяжело дышал, на теле выступил пот. Страшный сон, приснившийся ему, был до ужаса реален и напоминал ему тот ночной кошмар, который не давал уснуть несколько дней назад. Было ли это предчувствием, предупреждением о том, что его ждет в недалеком будущем?
Он напомнил себе, что они в Риме, в полной безопасности, что инквизиция и Фелип, этот рыжеволосый убийца, остались далеко, в Испании, куда он уже никогда не вернется.
Был конец октября, лучи рассветного солнца пробивались через оконца комнаты, и Жоан различал в теплом полумраке спавшую Анну, черные, цвета воронова крыла волосы которой рассыпались веером по подушке. Она была несравненно хороша. Он хотел приласкать жену, но не осмелился, боясь, что его прикосновения разбудят ее. Лишь взгляд Жоана неслышно поведал о его чувствах.
Сколько же сил приложил он, чтобы завоевать ее! Жоан не уставал любоваться Анной, убеждая себя в том, что эта женщина принадлежит ему, и сам не верил в свое счастье. Всего лишь несколько месяцев назад Анна стала его женой, и пробуждение рядом с ней по утрам уже само по себе было необыкновенным подарком. Когда Жоан смотрел на нее на рассвете, чувствуя тепло ее тела и понимая, что они – единое целое, его сердце готово было выскочить из груди от счастья.
Рядом с Анной спал в колыбельке здоровенький восьмимесячный ребенок, счастливо улыбавшийся во сне. Днем раньше он приоткрыл ротик с намечавшимися уже первыми зубками и попытался произнести слово «папа». Жоан очень хотел, чтобы малыш открыл глазки, посмотрел на него таким родным взглядом и снова улыбнулся ему. Он ждал этого взгляда, который сначала смущал его, а теперь привносил в его жизнь мир и покой, благословлял и давал прощение.
Однако в следующее мгновение к нему вернулось воспоминание о ночном кошмаре, а с ним и беспокойство. О чем этот сон хотел предупредить его? Жоан посмотрел на входную дверь, забаррикадированную на ночь, несмотря на то что он находился у себя дома и в окружении верных людей. Затем взгляд Жоана остановился на копье, прислоненном к стене. Это было короткое копье, напоминавшее чем-то гарпун рыбака. Перед его глазами возник отец, сжимавший это оружие в попытке
Жоан поднялся с ложа, подошел к копью и ласково провел рукой по древку. Одновременно он почувствовал, что пришел в то особое состояние, которое придавало ему новые силы и уверенность в себе. За своих близких он будет бороться так, как в свое время это сделал его отец; он защитит их, и этот ночной кошмар никогда не станет реальностью.
– Никогда! – прошептал Жоан, стараясь отогнать от себя трагические видения. – Никогда этого не случится!
Через два дня на рассвете сильный грохот заставил Жоана подскочить на постели. Ему слишком хорошо был знаком этот звук – то был выстрел из аркебузы. Рамон заплакал в своей колыбели.
– Что происходит? – встревоженно спросила Анна.
– Стреляют из огнестрельного оружия. И выстрел прозвучал совсем рядом.
Тут же послышались крики и новые выстрелы. Жоан осторожно поднялся и подошел к окну, чтобы понять, в чем же дело.
– Осторожно! Прошу тебя! – воскликнула Анна.
Когда он приоткрыл ставни, то увидел, что уже рассвело и кучка вооруженных людей, вышедших на улицу, выкрикивала лозунги.
– Да здравствует семья Орсини! Смерть каталонцам!
В этот момент появились подростки с барабаном и флейтой. Вместе они сыграли нечто вроде военного марша, и вся компания продефилировала под звуки выстрелов из аркебуз в сторону Кампо деи Фиори. Ставни домов, располагавшихся напротив, раскрывались по мере их продвижения, и некоторые из жителей присоединялись к веселью. Вдруг послышался звук удара, потом еще один.
– Что происходит? – спросила Анна.
– По-моему, семья Орсини взбунтовалась и сопляки собрались забросать нас камнями. Но не бойся, они идут на Кампо деи Фиори.
– Там один из дворцов Орсини, – сказала Анна, взяв сына на руки. Она хотела укачать его, чтобы он перестал плакать. – Там у них место сбора, наверное, а это так близко от нас…
Жоан закрыл ставни и быстро оделся.
– Они вернутся, – заключила Анна с тревогой в голосе. Она нежно посмотрела на сына, и сердце ее забилось от нехорошего предчувствия. – Они придут за нами!
– Оставайтесь здесь и никуда не выходите. В окно не выглядывай, – сказал Жоан, надевая поверх рубахи защитный нагрудник – легкую кирасу из специально выделанной твердой кожи, укрепленную металлическими пластинами.
Он взял шпагу, повесил на пояс кинжал, достал спрятанный под тюфяком ключ и, поцеловав жену, выбежал из помещения. Но прежде чем покинуть дом, он бросил быстрый взгляд на копье своего отца, по-прежнему прислоненное к стене рядом с дверью. Это было старинное оружие, хотя, если правильным образом воспользоваться им, как это умел Жоан, оно становилось незаменимым как в рукопашном бою, так и при метании. Мысленно сказав самому себе, что дай бог до этого не дойдет, он вздохнул.
Жоан прекрасно помнил те наставления, которые часто давал ему капитан ватиканской гвардии Микель Корелья. «Никакого значения не имеет ни то, что ты сделаешь или скажешь в Риме, ни то, насколько хорошо ты владеешь итальянским. Здесь ты навсегда останешься каталонцем». «Когда Папа покинет этот мир, они придут по наши души, за нашими семьями и не будет нам пощады». «У нас не будет выбора. Борьба или бегство, если, конечно, нам позволят бежать».